«Трагическая эротика»

Во многих же случаях можно определенно утверждать, что изучаемый источник, скорее, свидетельствует о сохранении монархического сознания у лиц, привлекавшихся за оскорбления членов царской семьи. Сам жанр доноса (в т.ч. и оговора) предполагал наличие такого сознания, в этом отношении В.Б. Безгин совершенно прав. Возможно, впрочем, что доносители не всегда были искренними монархистами, но они явно представляли себя таковыми. К тому же «плохим» членам императорской семьи нередко противопоставлялись «хорошие». В разных слухах они выступали в разном качестве. Напомним, что в некоторых случаях «хорошие» император и его жена противопоставлялись «плохим» Марии Федоровне и Николаю Николаевичу, в других же случаях вдовствующая императрица и великий князь были положительными персонажами, которые противопоставлялись царю или царице. Поражает также и обилие портретов, которые всегда находились под рукой у людей, внезапно пожелавших оскорбить царскую семью. Они часто висят в крестьянских избах, они старательно наклеиваются на записные книжки, на циферблаты часов, на крышки портсигаров. Это косвенно свидетельствует о наличии своеобразного монархического сознания, проникавшего в бытовую культуру.

Язык оскорблений порой также свидетельствует о том, что к ответственности за оскорбления привлекались носители консервативного сознания. Императора порой даже называли «забастовщиком», «посадским».

В некоторых случаях прямо указывалось, что Николай II не соответствовал образу идеального царя. Соответственно он должен быть заменен более достойным кандидатом. Как уже отмечалось, в одних случаях желательным царем считался великий князь Николай Николаевич, в других – брат царя, великий князь Михаил Александрович, храбрый и красивый фронтовой кавалерийский генерал, эффектные фотографии которого печатались в иллюстрированных журналах. Так, 29-летний извозчик в декабре 1915 года говорил в московской чайной, что ему приснилось, будто в России должен царствовать великий князь Михаил Александрович, что «ныне Царствующий ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР завел у Себя во дворе сорок девок» и что «НАСЛЕДНИК АЛЕКСЕЙ рожден от Пуришкевича». Кончил он тем, что назвал царя дураком и произнес по его адресу площадную брань1479.

Очевидно, массовое политическое сознание эпохи Первой мировой войны нельзя изучать, используя лишь простые оппозиции «монархическое» – «антимонархическое», «патриотическое» – «антипатриотическое». К тому же и монархическое сознание порой могло оформлять весьма революционные настроения, это отмечали еще народники. Еще в 1886 году С.М. Степняк-Кравчинский утверждал: «Традиционный монархизм русских крестьян, сильно ослабевший за последние 20 лет, представляется нам, тем не менее, существенным элементом в нравственной жизни наших крестьян. Однако было совершенно неверным считать его предохранительным средством против народных волнений, бунтов и даже революции»1480.

Справедливость этого утверждения проявлялась и в годы Первой мировой войны: монархизм мог оформлять массовые протестные акции, опасные для режима, достаточно вспомнить антинемецкий погром в Москве и Московской губернии 26 – 29 мая 1915 года. Это был не первый погром в древней столице, уже в октябре 1914 года тысячи людей громили немецкие предприятия и магазины (поводом стала весть о падении Антверпена, захваченного германскими войсками). Власти были обеспокоены этими беспорядками, во время которых погромщики использовали национальную и государственную символику. В обращениях, осуждавших волнения, специально указывалось, что национальный гимн – это молитва, а исполнение его во время грубых актов насилия – богохульство. Однако беспорядки в мае следующего года значительно превзошли их и размахом, числом жертв и беспрецедентным материальным ущербом. Погром возник в результате пересечения различных традиций: акции рабочего протеста (забастовки, «снятие» с работы) накладывались на культурный код антиеврейского погрома (избиения и убийства «враждебных чужеземцев», разгром их собственности). При этом шовинистическая антигерманская агитация предшествующего периода сыграла особенно важную роль в подготовке этих событий, провоцируя появление слухов о внутренних врагах, отравляющих источники воды, осуществляющих саботаж и пр. Немалую роль в начале погрома сыграли слухи о великой княгине Елизавете Федоровне, сестре императрицы, жившей в Москве. Толпы двинулись к резиденции ее сестры, великой княгини Елизаветы Федоровны, предполагалось, что она прячет там «немецких принцев», имеет тайную телефонную связь с Германией, хранит оружие и т.п.1481