Биологическое оружие революционеры всё же сочли непрактичным, а вот огнестрельное то и дело пускали в ход. Фрунзе, не испытывая никаких сомнений, стрелял в полицейских. Не всякий на это способен. В сознании человека должен произойти какой-то радикальный сдвиг, прежде чем он перейдёт к насилию. Зато, если этот внутренний переворот свершился, он становится хладнокровным и безжалостным убийцей.
Конечно, молодой подпольщик часто боялся показаться трусом или недостаточно надёжным. Начинающие боевики доказывали друг другу свою храбрость и презрение к врагу… Но главным было твёрдое убеждение в том, что убивать необходимо во имя высшей цели. Идеология и вера словно выдавали лицензию на праведный гнев. Заповедь «не убий» неприменима в революционных условиях. Убийство политического врага не только необходимость, но и долг.
В 1917 году подпольщики, презревшие мораль и нравственность, внезапно оказались у руля государства. Отныне они будут определять судьбу России.
4 марта большевик Фрунзе был назначен начальником городской милиции Минска. Он приказал разоружить полицейских и жандармов (те и не сопротивлялись) и выпустить из тюрьмы Пищаловского замка политических заключённых.
Временное правительство сразу оказалось под огнём яростной критики со всех сторон. Это была первая власть в России, которая позволяла себя как угодно оценивать — и не карала за это, потому новых руководителей страны разносили в пух и прах. Фрунзе тоже обрушился на Временное правительство: «Свобода слова и печати урезаны. Стеснена, а частью прямо уничтожена свобода собраний. Введена смертная казнь».
Наверное, Михаил Васильевич был искренен в своём возмущении. Но очень скоро его собственная большевистская партия полностью уничтожит все эти свободы, и это нисколько не смутит Фрунзе. А смертная казнь станет повседневным методом расправы с политическими противниками.
Страсти накалялись постепенно. Но общество быстро подготовило себя к террору. Едва отрёкся от престола император, как 1 марта 1917 года в газете «Известия Петроградского совета рабочих депутатов» появилась заметка под названием «Враги народа». Речь шла об аресте царских министров. Кажется, это первое использование словосочетания, которое станет таким пугающим, — «враг народа».
И сам Фрунзе вскоре заговорит другим языком:
— Мы не размазня вроде Керенского. Да, мы жестоко расправляемся с врагами. А врагов у нас много…
В мае 1917 года председателем Центробалта был избран Дыбенко. Молодой Павел Дыбенко начинал грузчиком в рижском порту. Свободная и разгульная портовая жизнь его устраивала, а силой бог не обидел. За уклонение от воинской повинности он был в ноябре 1911 года арестован. Его передали на призывной участок. Высокого и крепкого Дыбенко зачислили на Балтийский флот. Он окончил минную школу, служил корабельным электриком.
Анархистская натура Дыбенко не принимала суровой флотской дисциплины. Служба вызывала ненависть и отвращение. И он присоединился к тем, кто намеревался разрушить всю существующую систему, — к большевикам.
В разгар войны, осенью 1915 года, его зачислили в отдельный морской батальон, который бросили на фронт, чтобы поддержать сухопутные войска. Но флотское начальство на редкость неудачно подобрало личный состав. Батальон не желал воевать.
Моряки, вспоминал Павел Ефимович, отказались идти в наступление:
— Нас не кормят, офицеры забрали наши деньги, не хотим воевать!
Батальон отозвали в Ригу, разоружили и расформировали. Дыбенко приговорили к двум месяцам тюремного заключения. От дальнейших неприятностей спасла Февральская революция. Дыбенко до такой степени не хотел больше никому подчиняться, что стал главным борцом за демократизацию на флоте. Высокий рост, зычный голос, умение выступать и увлекать за собой сделали его заметной фигурой среди балтийцев.
Он участвовал в мае 1917 года в организационном собрании высшего выборного коллектива военных моряков — Центрального комитета Балтийского флота. В знаменитый Центробалт вошли тридцать три моряка, из них только шестеро были большевиками. Тем не менее именно большевика Дыбенко избрали председателем.
Павел Ефимович добился принятия устава, в котором говорилось, что распоряжения командования флота исполняются исключительно с разрешения Центробалта. Временному правительству пришлось смириться. Балтийские моряки — сила, с которой никто не рисковал ссориться. Сухопутные войска сражались на фронте, далеко от Петрограда, а балтийцы были рядом, разгуливали по столице, и правительство понимало, что лучше иметь их в союзниках.
Дыбенко с товарищами отправились в Петроград, на приём к главе Временного правительства. Вес и роль балтийцев были таковы, что Александр Керенский незамедлительно их принял и узаконил существование Центробалта. Павел Ефимович беседовал с Александром Фёдоровичем на равных, если не свысока.