Трагический эксперимент. Книга 3

В США не сразу поняли, что произошло в России. Кто-то в своё время парадоксально заметил: «12 марта 1917 года западные газеты писали о падении Багдада, не заметив падения Петрограда». Разгром британскими войсками армии Оттоманской империи в битве за Багдад был значительным событием Первой мировой войны. Выход на улицы Петрограда учебной команды запасного батальона Волынского полка, убившей своего командира и подбившей к мятежу солдат других полков, находившихся в соседних с ними казармах, остался для иностранной прессы незамеченным. Лишь через четыре дня газета The New York Times вышла под гигантской шапкой: «Революция в России. Царь отрекается. Михаил стал регентом. Императрица скрывается. Прогерманские министры, как сообщается, убиты».

Ни одна из фраз не соответствовали истине. Судя по всему, в Вашингтоне поверхностно представляли, что происходило в Петрограде. Согласно доступным архивным материалам, одним из первых 17 марта о событиях в российской столице сообщил в Вашингтон посол США в Стокгольме со слов представителей России. Он извещает, что революционное движение, судя по всему, охватило всю Россию. И добавляет мнение, сложившееся в дипломатических кругах Стокгольма, что если правительство России останется в руках умеренной партии, как в настоящее время, то это развитие событий будет благоприятным для страны и мира. Если власть перейдёт экстремистской партии, исход будет более сомнительным.

Именно очень приблизительное представление о событиях в России, надежды на создание демократического режима и заинтересованность в сохранении России как союзника в Первой мировой войне и сформировали отношение Соединённых Штатов к власти, пришедшей на смену монархии. Президент Вудро Вильсон был демократом, но называл себя прогрессистом. Хотя он был профессор и политик, он явно мало что понимал о большевиках. Когда Февральская революция была объявлена и стала известна миру, Америка решила вступить в войну не только потому, что Россия стала более-менее демократичной, но Америка стала частью Антанты: Великобритании, Франции и России. Америка признала новое демократическое государство Россия сразу. И держалась этого признания.

Даже когда большевики пришли к власти, были сторонники признания нового режима, потому что они думали, что это новый вариант старого друга или совсем нового друга. Были переговоры с американскими представителями и представителями большевистского режима в самом начале, но потом это всё прервалось. То, что большинство американских историков считают началом Гражданской войны — это мятеж чехословацкого легиона в Сибири, который открыл волну антибольшевистских восстаний в Российской империи и был началом Гражданской войны. Вильсон пользовался случаем чехословацкого легиона для оправдания американской интервенции в большевистскую революцию. Сначала Америка была заинтересована в том, чтобы Россия осталась на стороне Антанты в войне против Германии и Австро-Венгрии, но после свержения Временного правительства и царского правительства большевики уже представляли другую Россию. Американские представители в Петрограде с трудом стали понимать, что там происходит.

Америка, по мнению некоторых историков, несёт какую-то вину за то, что они были частью давления со стороны Антанты за то, чтобы Россия не только осталась в войне, но вела новую кампанию. Керенский одобрил новое наступление против немцев. Это был крах, это привело к новым беспорядкам в России и новым антивоенным выступлениям. Так что Антанта была виновна в том смысле, что она ожидала от России того, что Россия не могла дать.

В семнадцатом году выяснилось, что самое опасное для начальства — проявить слабость. Если бы глава Временного правительства Александр Фёдорович Керенский действовал методами большевиков, нещадно уничтожая своих врагов, кто бы лишил его власти?

«Ведомство политического сыска доложило руководству Военного министерства о заговорщических планах некоторых правых и левых организаций, — вспоминал начальник политуправления Военного министерства Фёдор Степун. — Мы решили добиться от Керенского ареста и высылки некоторых подозрительных лиц. После длившихся до полуночи разговоров Керенский согласился с нашими доводами».

Но когда утром адъютант принёс указ о высылке, Керенский наотрез отказался его подписать. Бледный, усталый, осунувшийся, он склонился над проектом указа, моргая красными, воспалёнными веками и мучительно утюжа ладонью наморщенный лоб. Руководители Военного министерства стояли над ним и настойчиво внушали ему: подпиши. Керенский вдруг вскочил со стула:

— Нет, не подпишу! Какое мы имеем право, после того как мы годами громили монархию за творящийся в ней произвол, сами почём зря хватать людей и высылать без серьёзных доказательств их виновности? Делайте со мною что хотите, я не могу.

В другой раз Керенскому принесли на подпись только что вынесенный на фронте смертный приговор. Не подписал! Заменил тюремным заключением…