Трагический эксперимент. Книга 3

В самом ужасном положении оказались офицеры. Им не доверял никто: ни правительство, видевшее в них сатрапов царского режима, ни солдаты. После Приказа № 1 власти они не имели никакой. Вместе с тем от них требовали воевать и даже одерживать победы. И, как о естественной мере, заговорили о комиссарах.

Впрочем, большего бардака, чем царил тогда в армии и в стране, добиться было невозможно технически.

Секретарь армейского комиссара Румынского фронта рассказывает, как выглядела его работа, — это примерно август 1917 года:

“Отменить распоряжение командующего армией комиссар не может, издать самостоятельное распоряжение по армии тоже не может, в общем, совершенно никчёмный человек. Для меня непонятно, зачем, кому и для чего он потребовался”.

Крестьяне, сгоряча поддержавшие Временное правительство, тоже ничего не получили, кроме кивков в сторону будущего Учредительного собрания: мол, как оно решит, так тому и быть. Между тем помещики, предвидя скорую потерю земли, принялись сбывать её с рук всеми возможными способами: закладывали, толкали за бесценок иностранцам. Продавали скот, сельхозинвентарь, леса рубили так, что крестьяне начали явочным порядком выставлять собственную охрану.

И тут с фронта, почуяв, что пахнет “чёрным переделом”, рванули дезертиры — озверевшие от войны, без надежд и иллюзий, зато с винтовками и с некоторым умением организовывать боевые действия. Кончилось всё захватами земель с неизбежным “красным петухом” — по всей стране шла пальба и пылали помещичьи усадьбы. Мятежи пытались подавлять вооружённой силой — учитывая, что армия состояла из крестьян, это было просто гениальное решение!

Тем более что вскоре стали бузить и казаки. Земли у них было сколько угодно, однако атаманам захотелось “самостийности”. Появились Донская республика, Кубанская республика — и казакам стало не до службы.

В экономике начались процессы, подозрительно напоминающие “перестройку”. В промышленности показатели стремительно шли вниз, зато жизнь на бирже кипела вулканически — надо же было спекулянтам куда-то вкладывать дешевеющие на глазах деньги! Естественно, люди, имевшие в руках какие-то реальные материальные богатства, не спешили менять их на обесценивающиеся бумажки. Крестьяне придерживали хлеб, владельцы заводов и шахт — продукцию, чем ещё усугубляли ситуацию. Нехватка бешено взвинчивала инфляцию, а держатели товара выжидали благоприятных обстоятельств.

У рабочих были свои интересы, защиты которых они также требовали от “правительства народного доверия” — а осознав (не без помощи большевиков), что ждать бесполезно, принялись защищать сами. В первую очередь это 8-часовой рабочий день, затем повышение заработной платы, отмена штрафов, рабочий контроль над наймом и увольнением. Хозяева уверяли, что это их разорит, но рабочим на всю хозяйскую аргументацию было решительнейшим образом наплевать — тот, кто читал первую главу данной части, легко поймёт почему. Вскоре фабрично-заводские комитеты стали брать власть на заводах и своей волей устанавливать такие правила внутреннего распорядка, которые им нравились. Но длилось это недолго: заводы останавливались один за другим — формально по причине отсутствия сырья и топлива, а на самом деле далеко не всегда по этой причине. Сплошь и рядом это был неявный, со ссылкой на объективные обстоятельства, локаут.

Набирала обороты инфляция. Беспомощное правительство не знало иного пути решения финансовых проблем, кроме печатного станка. Самый жестокий удар правительство нанесло в конце августа, сначала удвоив, а потом и вовсе отменив твёрдые цены на хлеб. Естественно, сразу же поползли вверх и все остальные цены… Село уже не придерживало, а откровенно прятало хлеб… 10 октября новый главком, генерал Духонин, поставил перед правительством вопрос о сокращении численного состава армии — нечем кормить солдат… Короче: за полгода существования Временного правительства российская экономика сорвалась в штопор — по всем показателям.