Трагический январь. Президент Токаев и извлечение уроков

Николай Михайлович Пегов — влиятельная в ту пору фигура. Он ведал кадрами, и от него зависели все дипломаты страны. Еще в 1950 году Николая Пегова (его младший брат Анатолий руководил московским комсомолом) Сталин поставил во главе важнейшего отдела партийных, профсоюзных и комсомольских кадров. Иначе говоря, сделал главным партийным кадровиком, а на ХIХ съезде партии произвел в секретари ЦК по кадрам и кандидаты в члены президиума ЦК. Это уже почти политический Олимп! Но на следующий год, после смерти вождя Пегов лишился высоких должностей. В 1956 году его отправили послом в Иран. В 1964 году перевели в Алжир, оттуда в Индию.

Но Пегов был свояком влиятельного члена Политбюро и секретаря ЦК Михаила Андреевича Суслова. В 1973 году министру иностранных дел Андрею Андреевичу Громыко пришлось взять Пегова себе в заместители. А когда Суслов стал вторым человеком в партии, то вернул родственника на партийную работу. С октября 1975 года Пегов — заведующий Отделом ЦК по работе с загранкадрами и выездам за границу. Одобрение отдела требовалось любому дипломату, которого отправляли на работу в посольства и консульства, в том числе и Токаеву, который сделает изрядную карьеру в МИД.

Касым-Жомарт Токаев: «Зачитали мою студенческую характеристику, затем члены комиссии задали два-три вопроса. Один из них касался проживания в студенческом общежитии. Мне хватило ума достаточно дипломатично отозваться об этом заведении, где прожил пять лет. Такое заявление вызвало явное удовлетворение ректора института, который тут же дал мне положительную характеристику, хотя за все годы учебы мне редко приходилось с ним встречаться».

Токаев поступил на службу в МИД СССР, его взяли в отдел Юго-Восточной Азии.

Карьерные дипломаты, в большинстве своем выпускники элитарного Института международных отношений, — это спаянное братство. Они гордятся своей принадлежностью к корпорации и не любят выдвиженцев.

1-й заместитель министра иностранных дел Юлий Александрович Квицинский вспоминал: «Широко распространилась практика направления на работу за границу и быстрого продвижения по службе детей высокопоставленных родителей. Все это мешало нормальному росту и перемещениям кадрового дипломатического состава, вызывало у одних недовольство и чувство бессмысленности честной, прилежной службы, у других порождало желание не бежать вместе со всеми по беговой дорожке, а попробовать прийти к финишу, рванув поперек стадиона: уйти на работу в ЦК КПСС хотя бы младшим референтом, с тем чтобы через пару лет вернуться на дипломатическую службу в должности советника, жениться на чьей-либо дочке, изловчиться поднести кому-либо из руководителей крупный подарок».

Но Токаев был обязан карьерой только самому себе, что ценилось в аппарате. Очень быстро молодой дипломат получил назначение в советское посольство в Сингапуре.

Токаев: «Перед поездкой в далекий Сингапур предстояло поработать в центральном аппарате МИД. К этому событию родители готовились особенно тщательно. Помнится, мама обошла не один магазин, чтобы купить мне новый костюм. В нем я 1 сентября 1975 года вошел в здание на Смоленской площади, став дипломатом. В том же костюме спустя три месяца вылетел в Сингапур».

Решение о заграничной командировке принимал ЦК КПСС. Министерство иностранных дел отправляло пакет документов на Старую площадь в отдел ЦК по работе с заграничными кадрами и выездам за границу.

Еще до войны сложилась такая система. Кандидаты на руководящую работу в Наркомате иностранных дел (заместители заведующего отделом и выше), а также выезжавшие за границу дипломаты утверждались в ЦК партии. Отдел руководящих партийных органов ЦК заводил на них учетные дела, проводил проверку через Наркомат внутренних дел и в случае благополучного исхода представлял на утверждение.

В позднесоветские времена на каждого выезжающего, кроме высших чиновников, отдел ЦК посылал запрос в Комитет госбезопасности. Чекисты, изучив собственные архивы, давали два варианта ответа: в благоприятном случае — «компрометирующими материалами не располагаем», в неблагоприятном, напротив, сообщали о наличии таких материалов, ничего не уточняя.

В принципе окончательное решение принимал отдел ЦК. На Старой площади имели право пренебречь мнением КГБ и разрешить поездку за рубеж. На практике никому из партийных чиновников не хотелось принимать на себя такую опасную ответственность. Спрашивать КГБ, какими именно «компрометирующими материалами» они располагают, в ведомстве тоже не решались.