Тема эта была крайне болезненной и оживленно обсуждалась в обществе. Я работал в те годы в «Известиях», которые были тогда газетой номер один в стране; как заместитель главного редактора, ведал международным разделом.
И счел своим профессиональным долгом выступить со статьей на эту тему:
«В среднеазиатской части бывшего Советского Союза сформировались самостоятельные государства, и у них есть собственная внешняя политика.
Для того, чтобы страна разумно участвовала в мировой и региональной политике, надо, чтобы она верила: ее мнение имеет вес. Если заявить этой стране, что она всего лишь входит в сферу влияния более могущественного соседа, то о каком учете ее мнения может идти речь?
Некоторая надменность, с которой привыкли смотреть на эти государства, мешает увидеть, какой интерес проявляют к ним в мире. Индия, Пакистан, Иран, Турция стремятся поладить с центральноазиатскими новичками. Индия и Китай ищут в них союзника в противодействии исламскому фундаментализму. Иран и Пакистан, напротив, желают политико-теологической близости.
Бывшим советским республикам Средней Азии не хватает уверенности в себе. Скажем, в Казахстане побаиваются, сообщает алма-атинский корреспондент “Известий”, не возникнут ли у Китая территориальные претензии к соседу? Особенно серьезно это обсуждалось, когда наступило временное охлаждение между Алма-Атой и Москвой, — не воспользуется ли этим обстоятельством Пекин?
Новые центральноазиатские государства ощущают свою уязвимость и бессилие, когда их ставят на место и откровенно объясняют, что их судьба зависит от решений, принимаемых далеко за пределами их границ. А им важно обрести чувство самостоятельности, собственной значимости, способности на что-то влиять.
Нелепо верить в то, что у России и у центральноазиатских государств абсолютно одинаковые интересы, поэтому Москва лучше знает, что им нужно. У этих стран есть и собственные интересы, которые могут расходиться с российскими.
В Центральной Азии, сообщает ташкентский корреспондент “Известий”, обсуждается такая идея: открыть автомобильную и железнодорожную трассу Пекин — Стамбул, соединив нуждающиеся в модернизации коммуникаций Казахстан, Киргизию, Узбекистан и Туркмению. Сейчас в торговле с Китаем им приходится пользоваться длинным и дорогим транзитным путем через российское Забайкалье. Центральноазиатские государства мечтают получить выход к китайским портам.
Не остается ничего иного, кроме как учитывать интересы соседей, которые нуждаются в широком внешнеэкономическом сотрудничестве. Слишком откровенные попытки давления порождают скрытую ненависть, а выместить их всегда можно на собственных русских.
Уважительное отношение к новым государствам вовсе не означает, что Москва должна закрывать глаза на нарушения прав человека. Нельзя молчать, когда ущемляются интересы русских. Но не трудно понять, как воспринимается в Центральной Азии аргумент против выдавливания русских: когда они уедут, вы останетесь без интеллигенции и квалифицированных рабочих. А новые государства как раз и хотят обзавестись собственной интеллигенцией и специалистами! Надо осуждать то, как русских убирают со всех сколько-нибудь заметных постов.
Не прекращаются споры: по какому пути пойдут эти государства? По китайскому? иранскому? турецкому?
Лидеры этих стран любят говорить о своем, особом пути. Но им еще предстоит пережить крупные социальные перемены. Как показывает кровавый опыт Таджикистана, возможен любой поворот событий. Чем теснее будет сотрудничество с соседями, с мировым сообществом, тем больше надежд, что они повторят путь не иранской революции, а турецкой модернизации».
Достичь договоренностей тогда было крайне сложно.
Токаев, когда вел переговоры, был терпелив, искал и находил компромиссы. Человек неординарный, с сильным и тонким умом, с магнетизмом, он использовал эти качества для приобретения друзей и нейтрализации противников.
Трудность состояла в том, что часто не хватало времени на размышления. Немудрено было запутаться в быстро менявшемся мире, сообразить, что к чему. Время мчалось, как скорый поезд. Надо было успеть сказать свою реплику, прежде чем занавес опустится. При этом министр был крайне осторожен.
Касым-Жомарт Токаев:
«В марте 1994 года решалась судьба космодрома Байконур.
Переговоры были очень сложными и напряженными. Ни одна из сторон не проявляла удовлетворения по поводу предварительных договоренностей по статусу космодрома. В России некоторые политики считали, что данный стратегический объект следовало бы юридически и практически отторгнуть от Казахстана. И в нашей стране были сомнения, стоит ли уступать космодром россиянам, нужно, мол, “стоять до конца”.