Трагический рейс

Вместо крещения в честь моей первой ночи на борту после ужина на нас обрушился фантастический шквал. Я следил за его приближением с севера в виде громадной черной стены. За несколько минут он вымел весь эстуарий, и мой якорь начинает ползти. Ауанг и его подручные сопровождают меня от Себеранг-Такира, и, пока я стою у румпеля, один из них отдает якорь, ни на минуту не задумавшись о том, что надо поставить на место якорный шток; к тому же одна из лап попадает в ящик с консервами. Я не горел желанием опуститься в трюм и запустить мотор (операция длительная и всегда тяжелая) при ветре в 45 узлов и в окружении целой флотилии рыбацких лодок, стоявших на якоре. Удовольствовался тем, что любовался пейзажем, медленно дрейфуя к маленькой бухточке, которая обеспечивала хорошее укрытие. Прилив начинает снижаться, и, как я предполагал, судно удобно садится в ил. Здесь гораздо спокойнее, чем было за минуту до этого, когда мы находились посреди течения на якоре.

В полночь судно вновь на плаву. Я запустил мотор и опять стал на якорь перед городом, на этот раз довольно близко от пристани, чтобы иметь возможность перенести туда швартовы и правильно бросить якорь.

Пока Жозе бегала по городу, закупая продукты для плавания, я наполнил резервуары водой — два бочонка по 10 галлонов каждый, закрепленные на площадке позади грот-мачты. В спешке заканчиваю последние работы: устанавливаю большой компас перед штурвалом, прилаживаю эхолот, проверяю показания радиолокатора, беря пеленг на радиомаяк аэродрома. Мне остается только одно: сохраняя неустойчивое равновесие в ялике, узком сампане с более чем сомнительной остойчивостью, и вооружившись кистью и банкой с краской, наношу имя судна нашей мечты. Как всегда, осуществленная мечта не совсем отвечает надеждам, но тем не менее судно выглядит очень красивым.

Согласно семейным традициям, наши ласковые прозвища выдержаны в благородном стиле. Некоторые в избытке нежности называют свою подругу «мой цыпленочек» или «моя душенька». Мы же с обостренным чувством трагического и следуя Виктору Гюго, называли друг друга «мой лев» или «моя львица». Я решил, что именно такое имя дам своему судну в честь моей верной помощницы: «Львица», или «Синга Бетина», по-малайски. Вот уже подняты флаги: сингапурского яхт-клуба — на верхушке фок-мачты, малайзийский — на ванте грот-мачты с правого борта, французский — на корме. На ванте с левого борта поднят еще красивый черно-белый флаг княжества Тренгану. Это не по правилам, но доставит удовольствие местному населению.

В тот вечер мы очень долго остаемся на палубе. Наша первая ночь на борту! Мы устали, озабочены, но очень довольны. Эстуарий, как длинный серебряный щит, искрится в лучах почти полной луны. Извлекаем электропатефон и ставим пластинку со струнной рапсодией Бартока. Никогда музыка венгерского композитора так не обогащала пейзаж, как в эту ночь. Впервые я почувствовал, что у нас «настоящее» судно и что оно стало важной частью вашей жизни. «Львица» родилась!

2 Острова и реки Малайзии

«Синга Бетина» осторожно выскальзывает из реки Тренгану. Фарватер загроможден подводными камнями и песчаными банками. С ними трудно иметь дело, когда за плечами только опыт вождения нового судна на протяжении 10 миль в защищенных водах эстуария. Естественно, я испытываю некоторую робость. Мы, разумеется, позабавили бы многочисленных свидетелей нашего отплытия, если бы приклеились к грунту через 10 минут после поднятия якоря, но я предпочитаю не доставлять им этого удовольствия. В канцелярии капитана порта — любезного австралийца, живо заинтересовавшегося задуманными нами приключениями, я долго изучал карты очень крупного масштаба с обозначенными подвижными фарватерами, по которым можно достичь открытого моря в одной-двух милях от берега. После того как мы обойдем Панте-Тимор, нужно взять направление на бакен в открытом море. Поскольку наша осадка не превышает полутора метров, мы должны пройти.