Мы заказали судно в ноябре и рассчитывали, что оно будет сдано нам в конце февраля. Но в эту зиму муссонные ливни были исключительно свирепыми и все княжество Тренгану ушло под воду: реки вышли из берегов, плотины снесло, и во всем этом районе изолированные деревни приходилось снабжать продовольствием, сбрасываемым на парашютах. Мосты и дороги были разрушены как в горах, так и на побережье. Ауанг бин Саллах был в числе пострадавших от бедствия: его дом в Панте-Тиморе снесло волнами, а верфь находилась на три фута под водой при отливе. Когда в конце февраля я ухитрился посетить Тренгану, все, что он смог мне показать вместо судна, был киль, только что уложенный на подпорки. Ауанг перебрался на другой берег реки, поближе к большой деревне, раскинувшейся против Куала-Тренгану в двух километрах по прямой, если плыть по воде, и примерно в 30 километрах, если следовать по дороге, огибающей эстуарий. Разумеется, такое опоздание было плохим предзнаменованием, но Ауанг обещал нам полностью закончить судно через два месяца. Ну что же, конец мая нас еще устраивал, хотя это означало досадное сокращение срока, который мы отвели для оснащения судна.
При возвращении в Сингапур верный мотороллер отдал богу душу в 500 метрах от дома, в последний раз проявив свою деликатность. Это отнюдь не облегчило предстоявшей нам поездки на север! Но спустя месяц я изобрел другой способ наблюдать за работами по постройке судна. При еженедельных полетах в Сонклу, миновав Куантан, я начинал медленно снижаться, пока мы не оказывались над прибрежной полосой Тренгану на высоте порядка 15 метров. Тогда, до того как взять штурвал на себя, чтобы перепрыгнуть через кокосовые пальмы Себеранг-Такира, я мог ясно видеть навес друга Ауанга, покрытый пальмовыми ветками, и корпус судна, вся обшивка которого, казалось, была уже на месте. Пассажиры моего самолета волновались при этих разведывательных маневрах на малой высоте. Но все они были хорошими парнями и часто летали со мной, порой в более опасных условиях.
В профессии линейного летчика есть свои положительные стороны: в мае я совершил полет в Лондон и привез оттуда, кроме вожделенного эхолота, маленький радиопеленгатор «Техни-Франс», а также хороший хронометр и новые карты. Мы становились исключительно изощренными мореплавателями. Секстан, который я таскал с собой, шатаясь по планете, начал сдавать, а поэтому при плавании вблизи берегов радиопеленгатор наверняка будет очень полезен. Я отправил морем два больших ящика со снаряжением, оставшимся от прежних плаваний. Старый складной мотороллер, так хорошо умещавшийся в переднем кубрике, уже был использован нами во время плавания на большом каноэ на остров Мальорку и Берег Слоновой Кости. Однажды он затонул в порту Ибиса, в другой раз попал в лесной пожар вблизи Бомако. Иными словами, теперь он уже потерял «человеческий» облик, но оставался хорошей лошадкой. Я захватил также воздушные баллоны и редукционный клапан, книги и сапоги, автовулканизатор и кухонную посуду из нержавеющего металла, радость и гордость Жозе. К этому прибавились старые паруса, не знающие износа фор-стенги-стаксели, тянувшие «Альтинак», «Йеманжу» и «Амоэну» — мои старые яхты через Южно-Китайское и Средиземное моря. Я купил также браунинг 22-го калибра, полагая, что он может оказаться одним из самых полезных навигационных приборов для плавания вокруг Филиппин и Индонезии, где пиратство стало чем-то вроде спорта. Вернувшись в Сингапур, я упаковал все вещи, забрал из банка оставшиеся деньги, для которых, увы, не потребовалось отдельного чемодана! Срок моей службы, предусмотренный договором, закончился. Я отправился на север с легким сердцем через дамбу Джохор-Бару как через дверь, открывающуюся в самые большие каникулы на моем веку. Жозе провела несколько дней во Франции, пытаясь разрешить семейные проблемы, которых, как назло, в этом году было слишком много.
В целях экономии я разъезжал в местных автобусах. Это, возможно, не самое быстрое и комфортабельное транспортное средство, но зато, несомненно, самое занимательное. В дороге я встречался со многими интересными людьми. К этому времени я уже достиг некоторых успехов в малайском языке и глухая стена взаимного непонимания теперь не отделяла меня от моих спутников. Ночь я провел в маленькой прибрежной стране Эндо, не без труда разыскав там китайскую гостиницу. Ни в чем не упрекнешь китайские гостиницы, пока не захочешь вздремнуть. Китайцы предпочтительно живут ночью, и грохот радио в каждой комнате (перегородки не доходят до потолка, что позволяет циркулировать не только воздуху, но и ликующим звуковым волнам), крики и стук косточек мах-джонга (будто скелеты то и дело неистово сталкиваются костями) не способствуют приятному отдыху. Правила распорядка в гостинице, вывешенные и на двери моей комнаты, показались мне столь великолепными, что я переписал их в свою записную книжку. Вот два параграфа, переведенные мною со всей точностью, на которую я способен.
«Азартные игры и проституция не разрешаются, как запрещенные правительством...