Трагический рейс

Не прошел я и 10 метров по той части леса, где раньше никогда не встречал ни одного животного, как вдруг увидел, что заросли буквально кишат кенгуру! Два из них сидели за кустом, менее чем в 30 метрах от меня. Присев на корточки, тщательно целюсь, нажимаю на спусковой крючок, и... выстрела не последовало. Лихорадочно открываю затвор: виновата пуля, застрявшая в стволе. Вытаскиваю ее ножом, плача от досады. Разумеется, кенгуру не будут ждать, пока я справлюсь с ружьем. Они наверняка слышали шум. Но нет, они спокойно пасутся. Опять поднимаю ружье и стреляю. Оба кенгуру остаются невозмутимыми, даже тот, в которого я определенно попал. Посылаю в него вторую пулю. Выстрел! На этот раз кенгуру считают, что шутка затянулась и что они дали мне все шансы на успех, но я не сумел ими воспользоваться. Животные исчезают в кустах. Я взбешен неудачей. Мне еще не известно, что убить кенгуру из ружья 22-го калибра можно, только поразив какой-нибудь жизненно важный орган. Эти зверьки отличаются поразительной жизнестойкостью. Через две минуты я обнаруживаю еще одного кенгуру, сидящего у самой воды, на противоположном берегу прудка. Это далеко, но я опираюсь о ствол эвкалипта, чтобы получше прицелиться, и вижу, как злосчастное животное делает небольшой скачок назад и скрывается в кустах. Как ошалелый мчусь вокруг прудка к тому месту, где находился кенгуру, а затем пытаюсь преследовать его по невидимой тропе. Я твердо уверен, что попал в цель. Полчаса обшариваю лес, но не вижу ни одной сломанной ветки, ни единой капли крови.

Великий Пан действительно умер! Небеса пусты... Совсем обессиленный, я, хромая, бреду к лагерю. И вдруг в кустах вижу еще одного кенгуру, самого большого из всех, какие мне встречались. Животное скачет прямо ко мне. Я так дрожу, что с трудом прикладываю ружье к плечу и прицеливаюсь. Не прошло и пяти секунд, как кенгуру уже менее чем в 20 метрах от меня. Увидев человека, он на мгновение застыл. Нажимаю на спусковой крючок. Какую-то долю секунды кенгуру как будто колеблется, потом просто поворачивается на месте и, сделав два изумительных прыжка, исчезает там, откуда появился, У меня нет даже желания выругаться или клясть злую судьбу. Чувствую неимоверную тяжесть во всем теле и беспредельную усталость. Продолжаю свой путь к лагерю по следам сбежавшего кенгуру. Углубляюсь в лес и выхожу на другую поляну...

Слабое движение в высокой траве привлекает мое внимание: там шевелится что-то серое. Чувствуя, как сердце бешено бьется в груди, схожу с узкой тропы на песчаном грунте, по которому бродил день за днем. Кенгуру укрылся в чаще. Когда я приблизился, он вздрогнул в последний раз и закрыл свои прекрасные глаза. Склоняюсь над ним: он мертв. Этот великолепный экземпляр оказался величиной с хорошую козу: рыжеватый мех, короткие передние лапы и длиннущие задние. Он весит по меньшей мере 25 килограммов! Подлинный дар небес!

Жозе шьет перед палаткой, когда я, спотыкаясь, преодолеваю откос. Не оборачиваясь, она спрашивает:

— Ну как? Принес индейку, заказанную мною?

— В моему величайшему огорчению, лавочка, где торгуют битой птицей, была закрыта. Пришлось подыскать на ужин что-то другое.

Жозе раскрыла рот от изумления, когда я положил к ее ногам кенгуру. Итак, нам дарована отсрочка! Кенгуру приобретает мифическое значение, как Моби Дик. Мы так долго мечтали о нем, что рассматриваем мою добычу не только как возможность продлить жизнь на несколько дней, но и как предзнаменование удачи. Это чувство усиливается, когда, снимая шкуру с животного, мы обнаруживаем, что жалкая пуля, от которой только чихнул бы заморенный кролик, угодила прямо в сердце кенгуру. Тот факт, что моя жертва могла еще проскакать 60 метров, свидетельствует о ее невероятной живучести, а также о том, что в этом не было моей заслуги: я только нажал на спусковой крючок, а целилась сама судьба!

Разводим огромный костер. Я втыкаю в землю две раздвоенные ветки и изготовляю вертел из железной проволоки. Типичный очаг дикарей.

В обычное время мы не нашли бы в себе силы зарезать курицу, а теперь приходится заниматься тошнотворной работой по потрошению и четвертованию. Стараемся нс думать о том, что делаем. Как эти маленькие лапки похожи на изуродованные человеческие руки! А затем предаемся чревоугодию, вкушаем пищу богов. На завтрак съедаем печенку, сердце, почки и несколько жареных котлет, вечером — бульон и рагу. Два дня мы не могли ни говорить, ни думать ни о чем другом, кроме кулинарии. На следующий день едим окорок, нежный, сочный, в меру прожаренный. Престольный праздник на острове Батерст.