Трагический рейс

Как бы там ни было, но мы, кажется, пришли к выводу, что будем спасены и что наше приключение приближается к концу. Мы непременно попадем в Дарвин на пасху! Должно же провидение наконец заинтересоваться нами! Почти все дни проводим на пляже. Продолжаю строить плот. Я обязан это сделать, вот в чем цель моей жизни. Одни люди строят дома, другие сажают деревья, третьи пишут книги. Мое предназначение — построить бесполезный плот на необитаемом острове. Пристально наблюдаем за небом и морем: ведь каждую минуту может показаться судно, самолет или вертолет. Спокойно рассуждаем о том, что сделаем, когда вернемся во Францию. Наш дом в Провансе на куэсте Кот-Рус еще не приведен в порядок. Надо будет подстричь оливы. Обсуждаем, как поставить кровати, чтобы утром видеть море под небом мистраля... Обсуждаем книги, которые я хочу написать и непременно напишу наперекор всему.

— Мне необходимо было это пережить! — говорю я. — Все записи, что я сделал, все книги, что я прочел за десять лет, все мысли, что я вложил в голову своего героя купца Му-Аввада, — все это превратилось в экран между мной и моей книгой. Мне надо было испытать это приключение самому. Я доверился всезнанию своего героя и не понимал его. Теперь я могу отбросить всю предварительную работу. Я сам стал Му-Аввадом. Прав был древний китайский философ Цен, когда учил: «Если ты хочешь изобразить тростник, начни с изучения тростника и потрать на это пять лет. Узнай, как его сажают, какая почва ему подходит, как он растет и умирает. Затем еще пять лет размышляй о нем. Сам стань тростником, думай, как тростник, слушай птиц и ветры, как это делал бы тростник. Потом забудь все это и приступай к работе!»

— Напомню о твоих вчерашних рассуждениях. Если бы каждый будущий писатель, чтобы вжиться в своего героя, должен был бы попасть на необитаемый остров, то нашлось бы много желающих стать купцом в Патагонии, — иронизирует Жозе.

Мы голодны, но, по правде говоря, не очень сильно страдаем. Ощущение какой-то пустоты в желудке, как будто нас вырвало после приема пищи. Слабые судороги, и в голове легкое опьянение. Все, что нам осталось перенести на плот, — это немного рыбного соуса, уксус, гвоздику и мускатный орех, палочки корицы, от которых я иногда откусываю маленький кусочек. Совсем немного, если нам предстоит добраться до побережья Африки, покрыв 4 тысячи миль. А это может случиться, если восточный муссон снесет нас в Индийский океан. Тем не менее плот обретает форму. Я стягиваю четырьмя крепкими поперечными брусьями пять длинных кусков от мачт и бушприта. Две перекладины связываю нейлоновыми тросами, две другие — стальными, не так туго, чтобы избежать быстрого износа. Они предназначены для того, чтобы брусья не разошлись, если нейлон лопнет. Для увеличения плавучести прикрепляю впереди две пластмассовые канистры, а позади два бочонка. Жду до последнего момента, чтобы их опустошить. Не очень-то весело вылить 100 литров пресной воды на песок. Теперь, даже если мы изменим свое решение, несколько дней без дождя нас убьют. Но предстоит еще много работы, прежде чем плот будет по-настоящему готов к выходу в море, если только это вообще случится.

Вновь настало время сизигийных приливов, и волны разбиваются о берег в 15 метрах от нас. Этот постоянный шум стал непременным фоном, на котором разворачиваются события. Он оглушает, истощает и порой доводит до такого состояния, что хочется завыть! Я не могу больше его вынести. Жозе не в лучшей форме: она содрогается при виде раков-отшельников, таскающих свои раковины по песку вокруг нас.

— Я ненавижу их! — говорит она. — Смотри, с каждым днем этих тварей становится все больше и больше. Они ждут, когда мы так ослабеем, что не сможем передвигаться, чтобы сожрать нас живьем.

19 На волосок от смерти