Трагический рейс

Плот погружается все глубже и глубже; нам уже нельзя сидеть рядом. Ящик почти затоплен, и с наступлением ночи мы не можем даже утешиться взаимной близостью. Вижу, как вконец обессиленный Анри пытается растянуться на уже затопленной скамье, и протестую, опасаясь, что он не удержится и соскользнет в море. Сажусь на ящик. Уж я-то наверняка не засну! Не могу это сделать при всем желании. Мои язвы так болят, что я тихо и долго плачу. Море гладкое как зеркало. Анри дремлет, нервно вздрагивая. Светит луна. Вероятно, наш дрейф по большому кругу заканчивается и мы приближаемся к земле. Думаю так потому, что вижу длинные полосы белеющей пены, увлекшей за собой листья, сучки и ветви. Они не только плавают вокруг, но и прокатываются на волнах через нас. Ведь весь плот теперь находится ниже уровня воды. Это грязное и липкое месиво покрывает мои ноги и одежду. Ветки, задевая за израненные ноги, заставляют меня кричать от боли. Пытаюсь оттолкнуть этот медленный непроницаемый поток, разбрызгивая воду, но безнадежно. Похоже, что космос опрокинул в море гигантскую свалку. Нет конца этому липкому кошмару. Все, что происходит теперь с нами, кажется нереальным. Доисторический мир мангров на безлюдном острове размером с большую область?.. И это в наши-то дни, на расстоянии 100 миль от крупного города! Разве это мыслимо? Нелепый сон достигнет апогея на этом плоту, напоминающем неумелый детский рисунок... Нет, мы должны проснуться!

Внезапно острая боль заставила меня скорчиться. Нет, это не кошмар, а горькая правда. Мне больше не видеть своих детей. Плачу не хоронясь, уверенная в том, что Анри не видит моих слез. Не хочу утяжелять его бремя, выставляя напоказ свое горе.

Суббота 1 апреля. Наконец наступает день. Анри потягивается. Я улыбаюсь ему, и он приходит в изумление:

— Как, у тебя еще хватает сил улыбаться?

— Для тебя, любимый, но ведь и ты тоже улыбаешься!

Обычный ритуал: питье воды, чуть подкрашенной соусом. Теперь он стал привычным и совершается утром, в полдень и вечером. Мы больше не страдаем ни от жажды, ни от голода. Анри настаивает, чтобы я села на ящик, где посуше. Смотрю с глубоким огорчением на чудовищную форму своих ног и ступней. Вдруг что-то блеснуло на солнце. Нагибаюсь с недоверием: два-три маленьких краба на каждой ноге, пять-шесть на каждой ступне. Они совсем крошечные, не больше ногтя, и вгрызаются в тело. Так вот от чего эта жгучая боль, такая нестерпимая, что я должна стиснуть зубы, чтобы сдержать крик. Не без труда отрываю от себя этих страшных тварей. Мгновенно наступает облегчение. Скорчившись на ящике, сушу свое бедное тело на солнце. Ослабление болей радует меня.

— Как хорошо! Наверное, сегодня нас спасут! — говорю я.

— Если кто-нибудь нас увидит, то и пальцем не пошевельнет для спасения, приняв все за первоапрельскую шутку, — с трудом улыбаясь, отвечает Анри.

— Как бы то ни было, это подходящий день, чтобы положить конец плохой шутке.

Анри снова становится серьезным:

— Вероятно, мы все же умрем. Просто судьба выжидала, пока мы будем к этому готовы.

— Но еще на острове мы были готовы к смерти не меньше, чем теперь. Я убеждена, моя любовь, я убеждена, что мы будем спасены.

— Да, — говорит Анри. — Надо было просто смотреть на вещи под другим углом зрения.

Гляжу на него с любовью и состраданием. Он так исхудал, что кожа висит на лице. Несмотря на загар, лиловые тени легли вокруг глаз, вдоль носа и рта. Анри выглядит совсем юным и таким хрупким.

— Знаешь, кажется, я скоро умру! Я безмерно устал! Мне не протянуть больше ни одного дня, — говорит он, поднимая глаза.

— Нет, нет, дорогой! Я еще не готова к смерти. Подожди меня, прошу тебя. Ведь ты знаешь, что мы должны умереть вместе! Ты не смеешь оставлять меня одну на плоту. Умоляю тебя, продержись еще один день, только один! Клянусь, мы будем спасены!

— Хорошо, попытаюсь протянуть. Надеюсь, что это не будет слишком долго продолжаться...

Мы пересели еще раз: пусть Анри немного отдохнет на ящике. Чувствую себя лучше, чем он. Ведь на протяжении последних трех недель на острове я только ковыляла из палатки на кухню и обратно, ожидая, пока затянутся мои язвы. А Анри так истощился, занимаясь бесполезной рубкой мангров, а потом без передышки сооружал плот. К тому же он ежедневно покрывал несколько километров, собирая морских моллюсков и целыми часами обшаривая риф. Нет ничего удивительного, что он истощен больше, чем я.

День на исходе. В отчаянии смотрю на Анри и пытаюсь передать ему вместе с любовью частичку той неукротимой жажды жизни, которая еще бурлит во мне. Он дремлет в коматозном состоянии, его оцепенение опасно. Маленькие волны, разбиваясь о ящик, лижут его лицо, но он даже не реагирует на это. В безумной надежде я прожила весь этот день. Солнце уже заходит, и через час станет темно.

Я слишком пристально разглядывала море, глаза устали. Вот уже несколько минут, как смотрю только на Анри, и, когда опять поднимаю голову, сердце начинает бешено колотиться в груди.

— Анри, Анри! Вот судно! Совсем близко! Анри, да проснись же! — кричу я.