Трагикомедия бродяги любви

– Знаешь, милая, – начал отвечать на заинтересовавшие Генриетту вопросы, от лёгкого смущения теребя свой длинный русый волнистый хвост, Джовано, – Тебя заинтересовал вопрос о моём детстве, так сказать, начале моих бед по жизни, как мне говорили тогда знакомые моих родителей, что у нас просто нищая падшая семья. Мать, Дзанетта, куртизанка и актриса в небольшом театре, отец, Джузеппе – пьяница, а детей шестеро. Мне, старшему – всего-то одиннадцать лет, мои сводные братики и сестрички ещё меньше. Если на моих сводных братьев и сестёр хоть какие-то деньги платили их отцы, любовники матери, то я единственный в браке, вообще вышел лишний рот. Но я вспоминаю, как мы тогда жили, как родители обращались со мной и понимаю сейчас, взрослым, что нехватка денег были лишь предлогом избавиться от нелюбимого ребёнка. Сначала сделали из меня прислугу в доме ловко, и навари, и подмети, и постирай, всё сделай, что мать приказала. А она ни разу не разговаривала со мной нормально, она умела только приказывать и кричать, если что-то было не по её. Я ребёнком остро чувствовал разницу между собой и другими детьми, я никак не мог понять, почему к другим детям одно отношение в семье, а ко мне другое, будто я чем-то был хуже других детей. Никакое, ни ласки, ни порки, только лишь приказания, как слуге, мне, конечно, остро не хватало родительского внимания, я чувствовал себя одиноким, не любимым. Сейчас, взрослым мужчиной, я им это простил, но понять родителей так и не могу. Ну, а потом они решили отдать меня на обучение меценату, аббату Гоцци, так как я был способный к наукам мальчишка, и всё благополучно забыли обо мне. Ни одного письма, даже простой записки не прислали, не говоря уж о том, что ни разу не приехали проведать. А я им постоянно, всё время писал, всё ждал ответа, и снова писал, всё ждал чуда. А потом у аббата Гоцци сложилось ещё хуже, я три года учился и жил у него, мало того, что Гоцци дал мне много знаний, хорошее и разностороннее образование, так у нас ещё сложились, очень тёплые милые отношение опекуна и благодарного ученика. Я уже только воскрылял, когда случился неприятный инцидент с его младшей сестрой Гертрудой, взрослой девицей двадцати лет. Вышел очень неприятный для меня унизительный случай, и после ложных обвинений Гоцци вдруг забыл о своей доброте и выгнал меня на улицу на погибель! Если родителей я простил, то ни Гоцци, ни Гертруду никогда не смогу за пережитое издевательство. А что именно случилось…, давай я лучше обойду, есть вещи, которые знает обо мне только лучший друг Ромео, есть такие вещи, которые я не доверяю сразу, да и просто больно вспоминать и рассказывать. Ну, а потом я два года, до шестнадцати лет работал скрипачом в театре господина Бруни за жалкие сорок пять центов. Скажи, Генриетта, милая, по-твоему, юноше в шестнадцать лет этой мелочи хватит на еду на месяц? Нет, конечно! Я пытался подработать слугой, меня не брали никуда, потому что, мол, малой ещё. Уволиться из театра господина Бруни и устроиться в театр, где бы больше платили, я не мог по той же причине, что и подрабатывать слугой. Ну, я и в азартные игры я пробовал зарабатывать, и по-всякому вертелся, а потом придумал одну денежную афёру. Вычитал в книге о ремёслах рецепты стеклодувов, сделал из разноцветного стекла разные сложные геометрические фигуры, потом натёр хорошенько эти разноцветные стекляшки растительным жиром и вышел продавать их за большие деньги, обманывая людей, что это драгоценные камни: алмазы, рубины, изумруды и розовый кварц. Я надеялся, что на заработанные этим мошенничеством деньги, я смогу получить высшее образование и обрести хорошую профессию. Ведь я был способный к наукам, и химии, физике, и три языка иностранных выучил у Гоцци, и я большой любитель сочинять сам, не только переводы делать, мне казалось, что меня могут оценить, если на учёбу у меня будут деньги, но у меня ничего не получилось, стража поймала…

Генриетта, которая всё это время внимательно слушала рассказ Джованни с настоящим ужасом, её сейчас бросила в дрожь история молодого человека, повидавшего столько жестокостей, спросила:

– Ой, а ты не боишься за денежные мошенничества в тюрьму или на помост попасть?

Молодой человек от неожиданного вопроса вскрикнул:

– Свят, свят, свят, Генриетта!!! Что спрашивать такие вещи, конечно, боюсь. Хотя к порке на помосте меня никогда не приговаривали, а из тюрьмы я уже сбегал. Хочешь, расскажу свой метод, мало ли, говорят, что от суммы и от тюрьмы не зарекайся, вдруг пригодится…

– Джованни, милый, ты мне поражаешь! Ты рассказываешь о таких трагедиях и ещё при этом сейчас шутишь! Это ж какое мужество иметь надо! А, правда, как тебе удалось сбежать, и что случилось дальше? – положив свою изящную ручку на руку Джовано, произнесла с искренним интересом Генриетта.

Молодой Казанова продолжил рассказ: