Трагикомические новеллы

«Итак, мой отец был уроженцем Галисии, ливрейным лакеем или, выражаясь более почетно, гайдуком. Он весьма чтил память патриарха Ноя за одно лишь изобретение им виноградной лозы, но если бы не эта слабость к вину, можно было бы сказать о моем отце, что он был очень мало привязан к преходящим благам этого мира. Моя мать была родом из Гренады, говоря откровенно, — рабыней, но против судьбы не пойдешь. Она откликалась на имя Мария, данное ей господами, и это имя получила при крещении, но ей доставило бы больше удовольствия, если бы ее называли Зара, что являлось ее мусульманским именем; ибо, если уж говорить все до конца, она была христианкой из покорства и по обычаю, в действительности же оставалась мавританкой. Тем не менее она часто исповедовалась, но скорее в грехах своих господ, чем в собственных, и так как она рассказывала своему исповеднику гораздо больше о зле, которому ей приходилось служить, чем о своих недостатках, и выставляла ему в выгодном свете свое терпение, исповедник, бывший святым человеком и судивший по себе о других, верил ей на слово в хвалил ее, вместо того чтобы порицать; таким образом всякий, кто оказался бы в минуту исповеди поблизости от моей матери и ее духовника, услышал бы одни только взаимные похвалы. Вы, быть может, недоумеваете, каким образом я осведомлена о столь глубокой тайне, и, конечно, догадываетесь, что не от матери я ее узнала; но я очень любопытна по природе, и, как я ни была тогда молода, я не упускала случая подойти поближе к матери, когда она исповедовалась, чтобы подслушать ее исповедь. Хотя она и была смуглая, или, вернее, черная, лицо ее и стан не лишены были приятности, и свыше полудюжины кавалеров, командоров красного и зеленого креста не гнушались домогаться ее благосклонности. Мать была столь милосердна, что оказывала ее всем, кто просил об этом, и являла такую признательность своим господам, что, желая некоторым образом вознаградить их за труд, которого им стоило кормить ее с юных лет, она каждый год употребляла все старания, чтобы подарить им маленького раба или маленькую рабыню. Но небо не покровительствовало этому доброму намерению, и все маленькие полунегры, ею произведенные, умирали, едва родившись на свет. Ей больше посчастливилось в воспитании чужих младенцев. Ее господа, терявшие всех своих детей еще в колыбели, сделали ее кормилицей мальчика, от которого отказались уже все врачи, но который спустя немного времени благодаря заботе и хорошему молоку моей матери подал признаки полного здоровья и надежду на долгую жизнь. Этот счастливый случай был причиной того, что госпожа моей матери, умирая, даровала ей свободу.

Итак, моя мать стала свободной. Она занялась стиркой белья и настолько преуспела в ней, что вскоре не стало в Мадриде ни одного придворного, который считал бы свое белье хорошо выстиранным, если оно не было выстирано руками мавританки. Тогда-то она снова применила на деле уроки, преподанные некогда ее матерью, которая научила ее общаться с обитателями того света. Она оставила в свое время эту щекотливую деятельность — больше из скромности, чем из боязни правосудия, и к тому же ей надоели похвалы, расточаемые ее искусству. Наконец-то она вновь предалась ему всецело, единственно из желания доставить удовольствие своим друзьям, и вскоре приобрела в нем столь замечательные познания и вошла в такую силу при дворе преисподней, что демоны с самой громкой славой не считали бы себя хорошими дьяволами, если бы они не вели с ней дружбы. Я не тщеславна и никогда не лгу, — прибавила Елена, — и я не стала бы приписывать моей матери хорошие качества, которых у нее не было; но я обязана хотя бы засвидетельствовать эту ее добродетель. Знание тайн, которыми она торговала и которые разоблачала, и ее прорицания, заставлявшие показывать на нее пальцем на улицах, были талантами заурядными среди людей ее племени, по сравнению с ее познаниями по части девственности. Иной цветок невинности оказывался, после того как она приложила к нему руку, более нетронутым, чем до увядания, и продавался во второй раз дороже, чем в первый.