Трагикомические новеллы

Бедная дама не заметила спросонья, что парик свалился у нее с головы. Она увидела его на полу, подле постели, и хотела водрузить обратно, но почти всегда, когда торопишься, ничего толком не сделаешь. Исидора надела свое оголовье задом наперед, и лицо ее, по случаю столь раннего часа еще лишенное всех ежедневных прикрас, с плохо насаженным париком и растекшимися румянами, показалось дон Маркосу столь ужасным, что он испугался его, точно призрака. Взглядывая на жену, он видел отвратительное страшилище, а обращая взор в другую сторону, но видел больше своей одежды. Исидора, имевшая весьма беспорядочный вид, заприметила в пышных и длинных усах мужа часть своих фальшивых зубов, которые запутались там. Она в смятении потянулась к мужу, желая взять их, но бедняга, столь напуганный ею, вообразил, что она так близко подносит руки к его лицу, чтобы задушить его или выцарапать ему глаза; он попятился и с такой ловкостью увертывался от нее, что, не будучи в состоянии его настичь, она вынуждена была наконец признаться, что в его усах застряло несколько ее зубов. Дон Маркос взялся за усы руками и, найдя там зубы жены, принадлежавшие некогда африканскому или индийскому слону, швырнул их с великим негодованием Исидоре. Она подобрала их, а также и те, что были разбросаны на постели и по комнате, и убежала в свою уборную, захватив с собой это редкостное сокровище и несколько щеток, которые взяла со своего туалета.

Дон Маркос тем временем усиленно проклинал создателя, а затем уселся в кресло и предался грустным размышлениям о той невыгодной сделке, какую он заключил, вступив в брак с женщиной, неожиданно обнаружившей благодаря снегам по меньшей мере шестидесяти зим, которые убеляли ее стриженую голову, что она старше его на двадцать лет, но тем не менее не столь старой, чтобы не провести в его обществе еще лет двадцать, а то и больше. Агустинето, которого переполох в доме заставил поспешно встать, вошел полуодетый в комнату и старался, как мог, успокоить мужа своей названной тетки; но бедняга все время вздыхал и ударял себя рукой по бедру, а порой и по лбу. При этом он вспомнил о прекрасной золотой цепи, которую он занял, дабы украсить себя ею в день своей свадьбы; но от цепи осталось одно лишь грустное воспоминание. Марсела включила ее в тот запас нарядов, какой она составила себе на счет новобрачного. Дон Маркос принялся искать цепь сначала довольно спокойно, хотя и весьма тщательно, но когда, устав от поисков по всей комнате, убедился, что она потеряна так же, как и его труд, он впал в отчаяние, не виданное еще на свете. Он испускал стоны, которые могли поднять на ноги весь квартал. Исидора вышла на его горестные вопли из своей уборной, и вышла столь обновленная и прекрасная, что дон Маркосу показалось, будто ему неожиданно в третий раз подменили жену. Он с изумлением посмотрел на нее и от злости не проговорил ни слова. В одном из сундуков он нашел свое каждодневное платье, надел его и, сопровождаемый Агустинето, отправился до устали бродить по улицам в поисках злой Марселы.

Они тщетно разыскивали ее вплоть до обеда, собранного из остатков свадебного торжества. Дон Маркос и Исидора ссорились, как люди, которые хотят съесть друг друга, и ели, как люди, которые ссорятся. Исидора все же порой пыталась вернуть дон Маркосу спокойное расположение духа, обращаясь к нему как можно смиреннее и ласковее, Агустинето тоже всячески старался смягчить ожесточенные умы, но потеря золотой цепи была для дон Маркоса словно нож в сердце. Они уже собирались встать из-за стола, где только и делали, что бранились, — один лишь Агустинето ел вовсю, — как вдруг в комнату вошли два человека с поручением от дворецкого адмирала Кастилии, просившего госпожу Исидору отослать ему обратно серебряную столовую посуду, которую он одолжил ей на две недели, тогда как она держала ее у себя уже больше месяца. Исидора ничего не сумела ответить, кроме того, что посуда будет возвращена. Дон Маркос стал уверять, что посуда принадлежит ему, и вступил в пререкания. Один из пришедших людей остался в комнате, дабы не спускать глаз с того, что не соглашались отдать без спора, а другой сходил за дворецким, который явился, попрекнул Исидору ее дурным поступком, не посчитался с негодованием дон Маркоса и всеми его возражениями и унес посуду, покинув мужа и жену, пока они ссорились по этому новому поводу. Их распря или, вернее, ссора, подходила к концу, как вдруг некий старьевщик, сопровождаемый слугами и носильщиками, вошел в комнату и сказал Исидоре, что, коль скоро она вышла замуж за богатого человека, он пришел взять мебель, которую дал ей напрокат, если только она не предпочтет купить ее. Тут у дон Маркоса лопнуло терпенье: он хотел побить старьевщика; старьевщик показал, что способен дать ему сдачи, и стал ругать Исидору, которая отвечала ему тоже ругательствами; он побил ее, она не осталась в долгу, и пол вскоре был усеян зубами и волосами Исидоры, плащом, шляпой и перчатками дон Маркоса, пытавшегося защитить свою жену.