Траян. Золотой рассвет

Лонг быстро освоил правила этой игры и вскоре почувствовал себя вполне государственным человеком. Мелькнувшие сомнения в необходимости шибающих в глаза колонн, опасливое ощущение беды, ожидающей его в том случае, если он вовремя не рассчитается с долгами, показались ему унижающими его достоинство сантиментами. Вечером того же дня он известил посредника о своем согласии.

Спустя месяц, когда Лонг просрочил первый срок погашения долга, он впервые осознал, в какую беду угодил. Действительно, ни посредник, ни продавец не выказали ни малейшего неудовольствия, когда Ларций попросил их отложить выплату на две недели, затем еще на две. Дальше тянуть было нельзя, и Ларций решил оголить семейную кассу. На время проблема была решена, но срок следующего платежа неумолимо приближался и собрать до назначенного дня нужную сумму было немыслимо. Не продавать же кирпичный завод?!

Тогда Лонг вспомнил о золотой руке, добытой им в доме Сацердаты. Это был редчайший раритет, коллекционеры, скупавшие все, что относилось к эпохе Домициана, готовы были заплатить за обломок бешеные деньги. Несколько дней Ларций колебался. По ночам навещал сакрарий, там доставал из потайного места знакомую коробочку из палисандра и разглядывал золотую вещицу. Однажды его застала Волусия и Ларцию пришлось признаться ей и в своей промашке, и в финансовых трудностях. Заодно он поведал жене историю золотой руки. Признался, как отламывал палец у статуи, как ввязался в драку с Сацердатой, как затем отыскал отреставрированную, наводящую жуткий, душный страх лапу в тайнике разбойника, как уговорил Помпея Лонгина позволить оставить драгоценную вещицу у себя. Волусия выслушала его, затем осторожно, указательным пальчиком тронула золотую пятерню. Глаза ее расширились. Уже в спальне она предложила мужу воспользоваться имуществом, которое Волусия получила в наследство от своих родителей. При этом Ларций должен дать обязательство, что вернет долг, потому что эти деньги должны будут перейти к маленькому. Тут она замолчала. Ларций судорожно прижал Лусиоллу к себе, сказал, что не может поверить. Спросил — это правда? Жена кивнула, после чего они страстно занялись любовью. Утром Волусия поставила единственное условие — Ларций должен немедленно избавиться от этой чудовищной хищной лапы.

На том и договорились, однако у Ларция так и не дошли руки до продажи куска золота, внушавшего ужас жене. Более того, он чувствовал, что теперь, когда улеглось с колоннами, он просто не в силах расстаться с этой пятерней.

Когда же появилась возможность, не прибегая к продаже отбитого у Сацердаты сокровища, полностью рассчитаться за колонны он, услышав резкие возражения Волусии и Эвтерма против продажи Лупы, испытал невнятное раздражение.

Гнев сдержал, невозмутимо выслушал доводы жены, утверждавшей, что никаких дел с Регулом иметь нельзя. Это все равно, заявила она, что призывать на свою голову темные силы Аида. Эвтерм же начал приводить философические доводы, свернул на «постыдное», на «пренебрежение зову природы, требующей от нас становиться лучше, а не хуже». Он смело утверждал, что проще выдержать испытание во времена беды и гонений, чем сохранить невозмутимость и стремление к добродетели в момент удачного стечения обстоятельств. Хотя богатство, заявил раб, само по себе безразлично, для мудрого, оно сродни испытанию. Способен ли ты, Ларций, и в обладании многим сохранить верность природе, устремляющей тебя к лучшему, а не к худшему? Регул порочен, добавил раб, чему он сможет научить мальчишку, кроме негодяйства и любви к низменному?

Скоро Ларцию надоела лекция, и он приказал Эвтерму замолчать. Было неловко, в его словах было много правды, но возможность разом поправить финансовое положение семьи была настолько соблазнительна, что трудно было устоять. К тому же хлопот с этим Лупой хватило на десяток рабов. Он решил посоветоваться с отцом. Тит совсем одряхлел, но ясность мысли не потерял.

— Зачем ты пришел ко мне, сынок? Ты ведь все уже решил, а теперь ищешь поддержку и оправдание у смертного? У меня их не найдешь. Может, ищешь виноватого? Тоже недостойное занятие. Спроси богов. Принеси жертву и обратись к гаруспику, пусть он откроет волю небес.

После некоторой паузы старик добавил.

— Мне нет дела до раба, но, проявив благородную жалость, ты так или иначе принял на себя ответственность за варвара. Это факт. Его тоже следует обдумать.

Утром следующего дня Волусия вновь начала разговор о Лупе. Ларций хмуро выслушал ее, потом заявил.

— Этот вопрос я считаю решенным. Поди и займись делом.

Эвтерма объяснениями не удостоил.

То‑то Лонг удивился, когда за день до истечения срока, назначенного Ларцием, Эвтерм вновь вернулся к этому разговору. Он волновался, утверждал, что Регул покупает парнишку, если не для казни, то для того, чтобы подвергнуть его пыткам.

— Откуда у тебя такие сведения?

— От рабов Регула.

— Но зачем ему покалеченный раб? Ему нужен здоровый работник? — удивился Ларций.

— Не знаю.

Ларций рассердился, однако и на этот раз воли гневу не дал. На войне не спешил, сумел и дома взять себя в руки.