Трактат о явлениях духов, ангелов, демонов, а также о привидениях и вампирах

Некоторые полагали, что в виде колдунов и колдуний, странствующих на шабаши, являлись сами демоны для того, чтобы таким образом вовлечь в обман тех, кому они являлись, между тем как те лица, в виде которых они являлись, преспокойно спали у себя дома. Но это объяснение дела представляет такие же или даже еще большие трудности для понимания, чем то мнение, против которого оно направлено. Слишком непонятно, как и зачем демон принимает вид колдунов и колдуний, пьет, ест, и все это только, для того, чтобы убедить некоторых невежд в действительном существовании колдунов и колдуний. Какая для него выгода порождать и поддерживать в людях это заблуждение?

Рассказывают между прочим[233], что Герман, епископ Авксерийский, проезжая через одну деревню своего диоцеза и приняв здесь собранную для него подать, между прочим заметил, что в том месте, где он остановился, готовится большой ужин. Когда он спросил, не ожидается ли здесь общество, ему отвечали, что ужин готовится для добрых женщин, совершающих ночные путешествия. Св. Герман понял, в чем дело, и решился изобличить ведьмовские проказы. Спустя некоторое время, он увидел множество демонов, явившихся в образах мужчин и женщин, которые в присутствии его сели за стол. Герман спросил домашних, знают ли они этих людей; ему отвечали, что это такие-то и такие-то из соседей; пойдите, сказал им святитель, в их дома и посмотрите, не там ли они. Пошли и увидели, что все эти люди спят у себя дома. Герман произнес заклятия на демонов и заставил их открыто сознаться, что они обманывают людей, что они сами являются в виде переносящихся на шабаши колдунов и колдуний, стараясь таким образом убедить людей в действительном существовании этих последних. Демоны повиновались и исчезли посрамленные.

Это событие записано в древних манускриптах, рассказывается у Иакова de Voragine, у Петра Наталиса, у св. Антоника, в древних как печатных, так и рукописных требниках Авксерийских. Я не согласен признать этот рассказ справедливым, я нахожу его вымышленным. Но он доказывает, что те, которые его записали и списали, были того убеждения, что ночные путешествия колдуний по шабашам суть не более, как один обман со стороны демона. В самом деле, всё, что рассказывается об этих путешествиях, — не может быть объяснено независимо от участия демона; к этому присоединяется еще расстроенное воображение, развращенность и предрассудочность самих людей и наконец, пожалуй, какая-нибудь мазь или порох, которые раздражали мозг и возбуждали бред, соответствовавший действительному расположению тех лиц, которые ему подвергались. — У Иоанна Баптисты Порты[234], у Кардана и других можно видеть, как приготавливалась эта мазь, которой натирались колдуны для того, чтобы переноситься на шабаши; она не производит никакого другого действия, кроме того, что усыпляет человека, расстраивает его воображение, заставляет его воображать, будто он совершает длинные путешествия, тогда как на самом деле он в это время находится в глубоком сне.

Отцы Парижского собора, бывшего в 829 г.[235], говорят, что волшебники и все подобные люди суть служители и орудия демона в выполнении его адских замыслов, — что они посредством известных напитков возбуждают в людях нечистую любовь, что существует убеждение, будто они могут портить воздух, производить бури и грозу, предсказывать будущее, портить плоды и др. Отцы собора определили, что относительно этих людей должны быть со всей строгостью выполняемы те законы, какими постановлены против них правительствами, должны быть выполняемы тем с большей строгостью, что эти люди очевидно отдают себя на служение демону: manifestius avsu nefando el temerario servire Diabolo non metuunt.

Шпренгер рассказывает в упомянутом уже сочинении — Malleus maleficarum: в Швабии один крестьянин со своей восьмилетней девочкой был в поле и, жалуясь на засуху и жар, сказал:

— Aх, когда уже это Бог пошлет дождя!

Девочка тотчас сказала на это, что она сама может, если ему угодно, произвести дождь.

— Кто же тебя изучить этому секрету? — спросил отец.

— Меня научила этому моя мать, отвечала она, только она велела, чтобы я никому об этом не сказывала.

— Как же она научила тебя этому?

— Она водила меня к одному человеку, который теперь является ко мне всегда, когда только я его позову.

— И ты видела этого человека?

— Да, — сказала девочка, — я часто видела у моей матери много мужчин, и одному-то из них она меня и поручила.

— Как же ты можешь сделать, чтобы дождь шел только на одном нашем поле?

— Я потребую только немного воды.

После этого они пошли к ближайшему ручью; и как только девочка во имя того, кому поручила ее мать, потребовала воды, тотчас на поле этого крестьянина полился сильный дождь. — Узнав таким образом, что его жена колдунья, крестьянин объявил об этом инквизиторам, и она была приговорена к сожжению; а девочка была перекрещена и освящена, и с этих пор потеряла способность производить дождь. Конечно, рассказ о дожде так же нелеп, как и рассказ о шабашах.