Мальцев в сердцах нажал на тормоз. Машина пошла юзом… Сзади сигналили… Машина была «крутая», её объезжали. Водители, коротко демонстрируя злые лица за стёклами, на всякий случай опасливо добавляли газу и быстро уезжали… Додж еле катился…
– Как так? – взрослые не понимали… Переглядывались. – Зачем?
– А я это… Чтобы назло… Пусть, шалашовка, не обзывается… Она сама первая… Вот… Я таких знаю… Она лживая… Сама попса!
– Так, понятно. Едем обратно, – сказал Мальцев.
– Сам и отдашь, – добавил Кобзев.
– Ещё и извинишься, – дополнил Мальцев.
– Угу, – слабым голосом пообещал Генка и всхлипнул.
– И никогда больше не будешь ничего чужого брать, ты понял? Никогда! Мы музыканты, Генка, – в сердцах подчеркнул Мальцев. – Причём, военные. Ты понимаешь? Мы – лучшие…
– И я?
– И ты… И Никита…
– Если запомнишь, что мы тебе сказали… – заметил Кобзев.
– И не будете вспоминать свои прошлые замашки… – подчеркнул Мальцев.
– И жаргон этот: «гонишь», «трёшь», «шалашовка». И прочие… забудете… – дополнил Кобзев.
– Л-ладно… – тоскливо шмыгая носом, согласился маленький Генка. – Мне Рыжий…
Александр не дал договорить, перебил.
– Никита, – с нажимом поправил он. – Он Никита, а ты Гена. Понял?
– Да, – всё также шмыгал носом Генка. – Мне Никита уже говорил, чтобы я больше не…
– Вот, правильно, – воскликнул Мальцев. – Потому что он твой друг…
– И мы тоже… – добавил Кобзев.
«Командир! Они развернулись. Едут в обратную сторону… Кажется снова в парикмахерскую»
«Что там случилось? Зачем?»
«Не знаю. Сдачу наверное забыли…»
«Ну-ну, без шуток! Смотрите в оба! Не упустите»
«Есть без шуток. Не упустим»
«До связи»
«Есть до связи…»
Уходя, Алла ничего не взяла из дома. Только обычную дамскую сумочку и мобильный телефон. Сильную обиду чувствовала на своего мужа Геннадия. Не излечимую. Так с ней поступить – не посоветоваться, не спросить, мог только бездушный, бесчувственный истукан, каким был в последнее время её бывший муж… Почему бывший – настоящий… Нет, какой он настоящий, если мог с ней так поступить. Он именно бывший, бывший, не настоящий… Плохой. Таким примерно образом, молча разговаривала с собой Алла… Ругала его, осторожно промакивая глаза платочком. Правда особенно расчувствоваться себе не позволила, помнила, она молодая красивая женщина, она на улице, на людях, расплывшаяся тушь и покрасневший нос не делают её привлекательной. А, значит, позволить себе раскиснуть она не могла. Хотя ей непременно нужно было выплакаться, пожаловаться, раскрыть душу… Но не на улице, и не старшей сестре, хотя, ей бы и можно было, она бы поняла. Но сестра жила далеко, в другом городе, в Нижнем Новгороде, это очень далеко, это крайний случай, а вот… телефон… Тот, маленький, мобильный, который добрый, участливый Александр Ганиевич, друг её, возможно самый настоящий друг, дал ей. Он ждёт её. Он поймёт. Выслушает, посоветует… Алла достала из сумочки телефон.
Александр Ганиевич приехал к ней сразу, как только услышал в трубке её печальный голос, и позволила дорожная обстановка. Быстро приведя себя в порядок, одевшись, он поцеловал спящую женщину, тоже молодую и тоже красивую, сказав её: «Спи-спи, дорогая, у меня дела. Я позвоню». Вышел из квартиры, как делал это часто, причём, квартиры он имел в разных частях города, закрыл дверь на замок, и вызвал лифт… Алла, заказав себе кофе и одно пирожное, ожидала его в кафе «Кофе Хауз», что на Тверской.
Видя её сильно взволнованной, от кофе он отказался, предложил пройти в машину. Там, заметил, спокойнее. Правда на этот раз дверцу открывала она сама, он этого не заметил, а может и не успел, и ей было не до того…
– В чём дело, Аллочка, цветок мой? Ты чем-то расстроена? – закрыв свою дверь, легко перейдя на «ты», участливо спросил он, попутно доставая с заднего сиденья, галантно вручая букет цветов… Получилось это легко и просто, и с цветами и на ты, как это, в общем, принято между влюблёнными людьми, или очень хорошими друзьями. Последнее Аллочке было ближе… Розы бордово-красные, крупные. Семь штук. Правда они не пахли нежностью, таинством и восторгом, но это были розы… Яркие, элегантные, красивые, тяжёлые… Алла поверх цветов благодарно улыбнулась галантному другу. Какой он милый, подумала она, порядочный, любезный… И огорчилась, не то, что её Геннадий. Геннадий такие именно элегантные цветы дарил ей только дважды: когда в ЗАГС шли, и когда из Стокгольма они вернулись, и всё. Нет, на дни рождения он, конечно же, тоже дарил ей цветы, и даже розы, но… Они другими были, не такими значимыми, лёгкими. А именно в этом букете каждый цветок говорил об остром внимании Александра к ней, даже требовал обратить на это, настаивал… Словно это его яркое сердце было сейчас в её руках, большое, тяжёлое. А он, кавалер, добрый, участливый, сидел с ней рядом… Был рядом с ней, с её болью… Ждал, чем же ещё ей помочь? Чем?
– Спасибо за цветы! – поблагодарила она, кладя букет к себе на колени. – Я не ожидала. – Опустив глаза, призналась, голос звучал трепетно и искренне. – Это так приятно! Спасибо вам.