– У Генки нет. Он же сказал – мать умерла, а отец на войне погиб.
– Это враньё. Наверняка враньё. Но даже если это так, должны быть какие-нибудь бабушки-дедушки…
– И что? Ты говори конкретно. Без вступлений. – Мальцев сунул готовый кусок мяса в рот, стал жевать.
Кобзев, думая о своём, механически проследил за действиями друга…
– Зря мальчишек взяли. – Помолчал, продолжил. – Ты привыкнешь, они привыкнут, а потом их кому-то всё равно отдавать придётся… Понимаешь? По больному рвать. Или родителям, что неясно – хорошо это или плохо, или в детский дом, что, понятное дело, не желательно. Закон не на нашей стороне, получается, я слышал. Не на твоей…
– А на чьей? – Мальцев вновь перестал жевать, глядел в тарелку.
– На стороне… эээ… – начал было Александр, но почему-то перешёл на другое. – Кстати, они же воры, или кто там они… – С опаской сказал, и вдруг в его голосе неожиданно забурлили восторженные нотки. – Видал, как Генка тётку утром классно обнёс, парикмахершу… Ну, чёрт! Ну, профи! – Тут уже оба они улыбались, вспомнили – и смех и грех. – Никак не могу понять, – Кобзев развёл руками. – Как он это сделал? Я ведь всё время на него и на Никиту смотрел… А ты?
– Нет, и я не видел. – Мальцев прервал смех, сказал твёрдо, напористо, убеждённо. – Главное в другом, Шура, Никита заставил его признаться. Вот что важно! А Никита для Генки большой авторитет… Больше чем мы, пока…
– Это да. Это бесспорно. – Александр вздохнул. – Но мы ничего о них не знаем… – торопливо поправился. – Ты не знаешь. – Кобзев ещё терялся между «ты» и «мы». А может, особую ответственность этим подчёркивал, хотя «мы» ему было явно ближе. Он продолжил. – Что они могут? На что способны? Мы даже не представляем в какой среде они обитали, какую школу прошли, чью? Химики, воры, наркоманы…
– Не наркоманы. – Мальцев прервал. – Вены все чистые. В ванне я мыл, смотрел. Там и вен-то, от худобы, нет. Кожа, да кости.
– Ну это да. Хотя не факт. С этим я согласен, но… Вот ты скажи, ты можешь их одних в своём доме оставить или нет?
– Зачем? Чтобы проверить их?
В кармане Мальцева мелодично забренчал мобильный телефон. Геннадий поморщился, лицо потемнело. Очень ему не хотелось с женой сейчас говорить, не вовремя это. Хорошо помнил недовольный тон её голоса, злые глаза, молчаливый уход утром… Достал телефон, приложил к уху.
– Да-да, – сухо сказал он, но через секунду тон его голоса изменился, лицо посветлело. – Здравия желаю, Константин Саныч. – Прикрыл трубку рукой. – Это старшина звонит. – И вновь в трубку. – Да, порядок, Константин Саныч… Какие анализ? А-а-а, анализы! Мальцев вспомнил, угрожающе сунул под нос Кобзева кулак. – Да! Проходим. – Вновь тем же ровным голосом ответил он. Кобзев, ни сколько не испугавшись, молчаливо умаляя, тянулся рукой к телефону, выхватывал: «дай я, дай я поговорю с ним». Мальцев, шутливо замахнувшись на друга телефоном, передал ему трубку. Кобзев легко и весело продолжил разговор.
– Здравия желаю, Константин Саныч, это Кобзев. Да я!.. – Вновь это был тот самый Санька Кобзев, Шура, Санёк, весельчак, хохмач, и балагур. – Ну как вы там? – Наседая, забалтывал старшину. – Нормально? И у нас тоже порядок. Докладываю. Только что сдали антропометрические данные – детская очередь подошла… Что? Ну, это такие – вес, рост, объём лёгких, объём груди, бёдер… Цвет глаз, отпечатки пальцев… Зачем?.. Как зачем? Вообще-то и мы с Мальцевым тоже не знаем, нас не спрашивали… Здесь же менты: «встать-сесть-молчать», как у нас в армии. Зато мы в две очереди стоим, чтоб быстрее… Зачем вторая? Для нас, наверное, с Мальцевым. Мы утром как приехали, нам и сказали занимать, мы и заняли. Порядки такие. Чужой же монастырь, Константин Саныч. Никто ничего не знает… Почему так долго? Ничего не долго. С утра бланки всякие вручную заполняли, как в ГИБДД, да… Штук сто, не меньше. Ещё и квадратными буквами, да. То за бланком потом стоишь – вспотеешь, то за ручкой, то на проверку… Потом по новой всё… Да! Здесь так. О-о-о… Знали б, Константин Саныч, мы б не поехали, да! А вы чем занимаетесь? Как ребята? Как дирижёр?.. Ага, понял… понял… Вот как! Интересно. А вы?.. А ребята?.. Ну ничего, пусть не берут в голову. Разберёмся. Перемелется – мука будет. Да. Спасибо, товарищ старшина. Есть… Есть… Ага. Обязательно. – Вернул телефон Мальцеву, всплеснул руками. – Чуть не засыпались.
– Я совсем забыл про твои хохмы-анализы… – сердито пробурчал Мальцев. – А что там? Что случилось?
– Переругались что-то…
– Наши? Из-за чего?
– Непонятно… Я, в общем, и не понял. Приедем, разберёмся… Так о чём мы говорили?.. А-а-а, как дальше быть! Ну, и какая будет программа?
– Не знаю. – Мальцев рассеянно крутил вилку в руках, рассматривал её, потом осторожно положил на тарелку. – Жить будем. Учиться… Дальше видно будет… Решать будем по мере поступления вопросов…
– Понятно! С Аллой что?
Ах, голубка нежная, выводил в тишине голос Вахтанга в песне «Старого фаэтонщика», потерял надежду я. Как же ты средь бела дня, упорхнула от меня… Грустно вторил аккордеон… Всё было грустно…