Тем не менее они мчались вперед в неизвестном направлении, стоя на ненадежном открытом помосте, и надежда на то, что трамвай остановится когда-нибудь умирала медленно, но верно. Отсчитывать время было почти невозможно, так как не было никаких изменений, которые можно было бы принять за точку отсчета. Все было одинаково. Ветер, приносящий холод. Бешенный как тахикардия стук колес. И все больше напрягающееся от усилий по-детски пахнущее потом тело Виталика, в которое было уткнуто ее лицо. Когда ощущения молчали здравый смысл судорожно подсказывал, что прошли уже не минуты, а часы и что нужно что-то предпринимать, чтобы выпутаться из этого странного и неприятного положения. Студент хоть и не подавал вида, продолжая свои нелепые нежности, но Марина чувствовала, что он слабеет. Он все чаще переминался с ноги на ногу, перемещая тяжесть с одной ноги на другую и руки его крепко удерживающие женщину на скользкой площадке уже начинали мелко дрожать из-за перенапряжения мышц. Но парень держался и не роптал, очевидно имея приоритетом удовольствие от тактильного контакта с предметом своей страсти над дискомфортом неудобной позы.
Но еще через какое-то время его руки, просто разжались, и Марина осталась без поддержки, начав от неожиданности размахивать руками как птица чтобы удержать равновесие. Это удавалось ей всего в течении двух трех мгновений и в конце концов она скатилась вниз на пути.
«Как же можно не суметь удержать женщину тогда, когда она в этом так нуждается?» – успела возмущенно подумать педагог, падая задним ходом и ударяясь копчиком о твердое дерево шпалы.
Заорала она не сразу, а только когда осознала, что ей все-таки больно, но вопреки опасениям она не разбилась и не покатилась кубарем, а как сломанная кукла осталась сидеть, раскидав в стороны ноги.
Вместе с болью пришел страх. Было холодно и сумрачно. Непонятный туман обволок ее всю, не пропуская образов и звуков. Силуэт трамвайного вагона мгновенно скрылся в этом мраке вместе с темным пятном оставшегося на платформе несчастного влюбленного.
Сразу же пришел ужас от сознания одиночества. Она не хотела оставаться одна в этой пустой и морозной мгле и отчаяние наполнило ее восприятие действительности дикой тоской. Марина почему-то зажала себе рот ладошкой, сдерживая очередной вопль. Наверное, нереальная могильная тишина окружающего пространства мгновенно надавила на нее, принуждая соблюдать беззвучие. Женщина вдруг почувствовала себя также как человек с боязнью замкнутого пространства в застрявшем между этажей лифте. Она понимала, что несмотря на то, что ей удалось вырваться из злосчастного трамвая положение ее от этого только ухудшится так как всепоглощающий зыбкий туман вокруг будет держать ее в плену еще крепче чем недавний проклятый вагон. Неизвестно почему, но она четко сознавала это.
Вскоре Марина пошевелилась и попробовала встать на ноги. Было немного больно, и она смогла только поменять позицию встав на четвереньки. Нужна была опора чтобы подняться, но рельсы плохо подходили на эту роль и преподавательница просто медленно поползла вперед, автоматически ощупывая пространство впереди. Тишина была поразительная. Она уже сталкивалась с этим явлением там в трамвае, но все-таки абсолютное безмолвие в нем нарушалось стуком колес: «Тук-тук! Тук-тук!». Здесь же и этого не было, поэтому несчастная жертва падения на рельсы подумала даже мельком о бесполезности наличия у нее ушей. Впрочем, быстро опомнилась и усмехнулась про себя.
«Я схожу с ума, как и те клоуны в трамвае!» – подумала женщина, перебирая руками и ногами в своем нелепом движении по лежащим поперек деревянным шпалам. – «Такими темпами скоро вообще перестану адекватно соображать! Нужно занять свой мозг чем-нибудь, чтобы не свихнуться» – решила она и стала негромко вслух читать стихотворение Маршака:
–
Монотонный ритм успокоил ее и вдобавок Марина Сергеевна согрелась, передвигаясь по путям таким странным способом. В конце концов она выдохнула последнюю строчку:
–
Смутный подернутый дымкой силуэт сразу же предстал перед ней.
«Виталик!» – мгновенно сообразила Марина, не удивившись тому, что она не слышала его шагов. Мглистый сумрак убивал все звуки.
– Это ты? – произнесла она обреченно и равнодушно. – Зачем ты спрыгнул?
Лица юноши не было видно. Только очертания его громадной фигуры овеянное клубящимся туманом. Но в любом случае это было лучше, чем полная темнота в салоне трамвая.
– Я не прыгал, – шмыгнул носом молодой человек, – трамвай просто остановился. Там какая-то остановка или станция.
– Вот как! – Марина эмоционально не отреагировала на эту новость, оставаясь безразличной. – Значит зря я ломилась наружу. Надо было просто немного подождать.