а что, я и сам не мог объяснить.
И вдруг я понял, что чернила эти — вовсе не чернила,
а кровь,
тогда-то я и сообразил, что ваша дубинка — никакая не ручка, а дубинка.
Ведь если на секундочку представить себе, что это ручка, то где, по-вашему, можно купить столько крови, чтобы целиком её заполнить?
А теперь представим себе, что дубинка ваша и есть дубинка. Ну будет вам, господа, неужели вы станете меня уверять, что кровь, стекающая с этой дубинки, — гляньте, как течёт! — это чернила?
Что вы сказали?
Да, господа, могу и повторить.
Почему бы не повторить?
Ваша ручка оказалась дубинкой, а чернила, которые стекают с дубинки, — на самом деле не чернила, а кровь.
Присмотритесь повнимательней, и вы увидите, что так называемые чернила, стекающие с вашей дубинки, —
то же самое, что течёт у меня сейчас из носа.
Вы же не будете утверждать, что из носа у меня текут чернила.
Пока мы тут с вами мило беседуем,
из носа у меня как раз моя-то кровушка и течёт.
Она самая, уж мне ли не знать.
Кровь моей матушки, и моей бабушки, и бабушки моей бабушки, и так далее, как вы, наверное, догадываетесь.
Умоляю вас, господа, пожалуйста, будьте добры, срочно вызовите скорую помощь, потому что у меня штаны уже до колен пропитаны кровью, а если и дальше так пойдёт, то мы тут с вами утонем в крови моей матушки, и моей бабушки, и бабушки моей бабушки и всех моих пра-пра-пра-пра-ба...
Всё ясно, вы не знаете, как вызвать скорую. Надо позвонить по телефону. Если руки заняты, —
вы ведь держите дубинки —
тогда наберите номер языком. Ах да, я забыл,
нужно же ещё и номер вспомнить.
Перебирайте все возможные комбинации! Быстрее, быстрее!
Понятно, ничего не выйдет.
И как нам теперь быть? Как быть?
Что-то же можно придумать!
Господа! Я придумал!
Выбейте окна ногами, скорей!
Только не босиком!
Обуйтесь!
Руки заняты — так завяжите шнурки
языком!
Сейчас помогу, давайте сюда ноги!
На руках у меня уже крови нет!
Когда разобьёте стёкла, кричите хором!
Кричать и я в состоянии, я вам скажу, что нужно кричать!
Кричим все вместе, повторяйте за мной!!
СПАСИТЕ!!!
Почему вы меня бьёте?
Вы не имеете права бить собак.
Я собака, вы же практически дали мне расписаться в договоре.
Вы не имеете права бить собаку, на руках у которой крови нет, а штаны
до колен вымокли в матушкиной крови ...
Не понимаю я... ваших выводов!
Не бейте меня! Больно. Слышите?
Не надо! Не надо! Не бейте!
Не бейте меня, хотя бы пока,
пока из меня ещё не вся матушкина кровь вышла. Потом!
Потом!
Не сейчас!
Не бейте меня! Не бейте!
бейте! бейте! бейте!
бейте, меня, бейте, меня,
меня, бе! меня, бе... бе... бе... бе...
бр-р, бр, р-р-р-р-р.
Трансфинитное искусство: манифест
Лето 1960 — наиболее вероятная дата написания манифеста. Был написан на французском языке; публиковался единожды в двуязычном парижском журнале:
На русском языке публикуется впервые.
Перевод с французского языка Марии Лепиловой.
Примечания принадлежат редакции.
I. Принцип трансфинитности
Какие бы преобразования ни претерпевало западное Искусство[24]
, один принцип остаётся неизменным:Любое действие в искусстве направлено на создание «произведения». Этот принцип я называю принципом финитности [конечности].
Такое действие мотивировано исключительно созданием произведения, и завершается оно тогда, когда произведение создано. Последнее же всегда воспринималось как некая идея, которую художник должен нам сообщить. Собственно, характерные признаки этого сообщения (реального или сюрреального, лирического или эстетического, и т.д.), а также используемые средства и определяют специфику различных Направлений в Искусстве. Воплощение принципа «финитности» влечёт за собой абсолютную статичность и устраняет даже самую возможность существования художественного действия, однако это уже тема для другого исследования.
Сейчас же задача моя состоит в том, чтобы сформулировать иной принцип: им руководствуюсь я сам, и только он, на мой взгляд, поможет Искусству (по крайней мере, изобразительному искусству) очнуться от парализовавшего его летаргического сна.
Это принцип трансфинитности.
Далее мы увидим, что соблюдение принципа трансфинитности неминуемо приводит к упразднению большей части общепринятых понятий, без которых Изобразительное Искусство казалось немыслимым, — таких, например, как картина, композиция, пространство, и т.д. Понятия темпа и движения приобретают иной смысл, потеряв привычное значение. И наконец появляются совершенно новые понятия. Так, что весь набор профессиональных словечек и псевдонаучных методов, столь излюбленных критиками, оказывается в этой новой области решительно бесполезен. Только суть здесь не в том, чтобы наложить на изобразительное искусство некую внешнюю систему, а в том, чтобы освободить его от навязанных ему искусственных ограничений.
Однако прежде чем перейти к определению понятий, следует кое-что уточнить.