Трансформация. Африканская история

– Пришвин же художник, как его можно читать? – с видом знатока возразил ему Фонарь.

– Идиоты, это же композитор, он написал знаменитую оперу «Болеро», – высокомерно фыркнула Белка.

Степаныч грустно посмотрел на них, вздохнул и задумчиво стал смотреть вдаль, медитируя на океанские волны.

– Не грустить, други! Будет концерт для публика! Мы пойдем в отряд знаменитый злой полевой командир! – возбужденно вскочил на ноги Мохаммед.

Он спотыкаясь побежал к охраннику и начал тому что-то экспрессивно объяснять. Охранник покачал головой и жестом показал Мохаммеду, что не надо его отвлекать от трудной работы лицезрения чаек. Мохаммед вернулся обратно и печально сказал:

– Нет, товаришчы, не получается. Этот собак говорит, что не хочет нас никуда вести, и мы мелкий вошка для их командир.

Тут Фонарь резко выпрямился и сказал:

– Я сюда ехал проводить концерт, и я его отыграю!

И он решительно направился к охраннику.

– О, что он делать! Что он делать! – забеспокоился Мохаммед.

Фонарь подошел к стражу пляжного порядка и смачно плюнул тому в лицо.

– О, мама! Мы труп! – схватился за голову Мохаммед и съежился, чтобы казаться меньше и незаметнее.

Охранник в ярости подскочил вверх, опрокинув стул, и дал прикладом автомата Фонарю в грудь. Тот тут же упал на песок. Степаныч, увидев это, с криком:

«На Берлин!» – помчался на выручку Фонарю.

За ним поскакали Белка и Веня. Мохаммед в это время качался по песку и стонал:

– О молнии, о небо! Нас на котлет перекрутят!

Охранник, увидев, бегущих в его сторону сумасшедших белых, решил поставить точку в этой дискуссии. Он поднял автомат вверх и дал в воздух длинную очередь. Спустя пару мгновений из-за забора появились четверо вооруженных боевиков. Они грубо затолкали всех горе-туристов в «хаммер», который стоял неподалеку. Мохаммед же попытался слиться с окрестностями и притвориться песчаным холмиком, но это не помогло ему скрыться от зорких соплеменников. Он был также засунут во внедорожник. Степаныч на всякий случай пробормотал:

– Врагу не сдается наш гордый, понимаешь, «Варяг»…

Белка тихонько всхлипывала, а Веня и Фонарь сидели с огромными от ужаса глазами. Мохаммед забился в уголок и сделал вид, что он древнегреческая статуя. Минут через десять они подъехали к серому одноэтажному зданию. Всех пленников сгрузили на землю и, подталкивая автоматами, повели к металлической ржавой двери, которая с громким скрипом тяжело открылась, и перед ними предстал огромный свирепый сомалиец, который, оглядев пленников, жестом приказал всем следовать за ним, и они стали спускаться вниз по лестнице.

– Интересно, а что там нас ждет? – поинтересовался Фонарь.

Веня высокомерно посмотрел на него и снисходительно вздохнул. А Мохаммед от волнения периодически менял цвет кожи.

Наконец путники очутились в просторной комнате, где посередине ее стоял бильярдный стол, полы были застелены дорогими коврами, а вдоль стен стояли кожаные диваны, на которых вальяжно расположились несколько мужчин в военной форме. Они смотрели на огромном экране плазмы, висевшей на стене, выпуск мультфильма «Том и Джерри». Двоеиз них безудержно смеялись и утирали слезы. Третий смотрел серьезно и вдумчиво. Он, видимо, заучивал приемы, которые потом можно будет отрабатывать на противниках. Когда конвоиры втолкнули пленных в комнату, улыбки тут же сошли с черных лиц ее обитателей, и они с интересом посмотрели на четверых белых, которые прервали их послеобеденную культурную программу.

– Где тут их командир? – шепотом спросил Степаныч Мохаммеда.

– Тута нету евона. Он будет сейчаса. Страшный. Оченя страшный. Это дети, а он ужасный! – дрожа ответил Мохаммед.

Степаныч судорожно сглотнул и с тоской подумал о доме, о котлетках с пюрешкой, и даже о ворчащей супруге. Все это сейчас показалось ему таким родным и милым.

За дверью комнаты послышались шаги. Дверь медленно приоткрылась, и Белка подумала о том, что неплохо было бы грохнуться в обморок.

В комнату вошел то ли китаец, то ли вьетнамец. Был он небольшого роста и с лучезарной улыбкой на лице. Вьетнамо-китаец обиженно сказал по-русски:

– Хунь Ли!

– О мой друга! Я рад, очень рад! – вскричал Мохаммед и кинулся к вошедшему, но приклад автомата конвоира быстро охладил пыл дружелюбного сомалийца.

– Опять он! Ну почему я не могу и дня прожить без лицезрения этой наглой рожи, – неожиданно по-русски сказал вьетнамо-китаец Хунь Ли.

Несмотря на получаемые пинки со стороны охранников, Мохаммед не терял присутствия духа и радостно кричал:

– Мы с ним училися в университет в Москва! В Патриса Лумумба! Он был староста нашай групешка!

Хунь Ли поморщился. Он посмотрел на пленников и разочаровано сказал:

– От вас никакого толку мне не будет. Денег выручу немного, а проблем поимею целую гору!

– Почему же толку не будет? Мы полны самых разнообразных талантов и можем подарить вам целый мир прекрасных звуков и рифм, – осторожно вмешался Степаныч.

– Какой такой мир? Не понимаю, что вы можете мне показать? – подозрительно спросил Хунь Ли.