Особые пути: Япония и США
Не все случаи образования национальных государств в XIX веке можно отнести к одному из этих трех путей; некоторые из наиболее впечатляющих были уникальными в своем роде. Две азиатские страны никогда не входили в состав больших империй и поэтому, подобно Западной Европе, были способны трансформироваться без энергетических затрат на антиимперское сопротивление: Япония и Сиам/Таиланд. Обе страны всегда (точнее, в случае с Сиамом - с середины XVIII в.) проводили независимую внешнюю политику и никогда не попадали под европейское колониальное господство. Поэтому вопрос о том, следует ли считать их "новыми национальными государствами" во внешнем смысле достижения суверенитета, представляется спорным. Ведь обе страны формировались под значительным неформальным давлением западных держав, прежде всего Великобритании, Франции и США, стимулом которого была забота об общинном и династическом выживании в мире, где вмешательство Запада в дела незападных государств казалось само собой разумеющимся.
В 1900 г. Япония была одним из наиболее тесно интегрированных национальных государств в мире, с системой управления, приближающейся по уровню унификации и централизации к французской, региональными властями, которые занимались лишь выполнением инструкций, хорошо функционирующим внутренним рынком и исключительно однородной культурой (в Японии не было этнических или языковых меньшинств, за исключением коренного населения - айнов на крайнем Севере). Эта компактная однородность стала результатом комплексных реформ, начавшихся в 1868 г. и получивших название "Обновление Мэйдзи" или "Реставрация Мэйдзи". Это был один из самых ярких примеров государственного строительства в XIX веке, во многих отношениях более драматичный, чем в Германии.
Этот процесс не был связан с территориальной экспансией. Япония вышла за пределы своего архипелага только в 1894 г. - если не считать аннексии в 1879 г. ранее даннических островов Рюкю и невыразительного военно-морского похода в 1874 г. на китайский остров Тайвань. Закрытость Японии от внешнего мира с 1630-х гг. привела к тому, что до 1854 г. у нее практически не было внешней политики в привычном понимании этого термина. Она поддерживала дипломатические отношения с Кореей, но не с Китаем, а из европейских стран - только с Голландией (которая в XVII веке занимала видное место в Юго-Восточной и Восточной Азии). Однако это не было связано с дефицитом суверенитета: если бы Япония хотела "играть в игру" в раннем современном мире, она, несомненно, была бы признана, как и Китай, суверенным агентом.
В случае с Японией формирование внешнего национального государства означает, что после "открытия" в начале 1850-х годов страна постепенно стала стремиться к роли на международной арене. Внутри страны порядок, сохранившийся до эпохи Мэйдзи, был, по сути, порядком, созданным в 1600 г. региональными князьями-воинами, такими как Хидэёси Тоётоми или Токугава Иэясу, который к концу XVII в. был консолидирован в политическую систему с самым высоким уровнем интеграции, когда-либо существовавшим в истории архипелага. Территориальный аспект этого непросто понять западными категориями. Страна была разделена примерно на 250 уделов (хан), во главе каждого из которых стоял князь (даймё). Эти даймё не были полностью независимыми правителями. В принципе, они управляли своей территорией автономно, но находились в отношениях вотчины с самым могущественным княжеским домом Токугава, возглавляемым сёгуном. Легитимность принадлежала императорскому двору в Киото, который не обладал всей полнотой реальной власти. Сёгун в Эдо (Токио), напротив, был мирской фигурой, не имевшей ни сакральных функций, ни королевской ауры: он не мог опираться ни на теорию божественного права, ни на небесный мандат. Даймё не были организованы как сословие, не существовало парламента, на котором они могли бы объединиться в оппозицию к владыке. Эта, на первый взгляд, очень разрозненная система, напоминающая центральноевропейскую мозаику эпохи раннего модерна, была интегрирована с помощью системы ротации, которая обязывала князей поочередно проживать при дворе сёгуна в Эдо. Это в значительной степени способствовало расцвету городов и городского купеческого сословия, особенно в самом Эдо. К XVIII веку развитие национального рынка продвинулось далеко вперед. Таким образом, функциональный эквивалент немецкого Zollverein уже был характерен для ранней современной Японии.