В отличие от национального государства, имеющего более или менее соответствующее национальное общество, империя - это политическое, но не социальное объединение. В ней нет всеобъемлющего имперского "общества". Характерный способ имперской интеграции можно охарактеризовать как политическую интеграцию без социальной интеграции. Социальные связи были наиболее прочными среди чиновников, отправляемых на ограниченный срок, т.е. высших кадров ниже уровня вице-короля и губернатора. До введения конкурсных экзаменов на колониальную службу, ориентированных на эффективность, при замещении должностей повсеместно большую роль играли родственные связи и протекция. Бюрократизация имперской службы привела к появлению иного, уже не родственного, типа esprit de corps, а также к новым видам карьеры и имперской циркуляции. Назначение на должность в империи могло привести как к повышению, так и к понижению.
Связи между социальными кругами в Европе и поселенцами в колониях были гораздо слабее. Разнообразные процессы креолизации, наряду с формированием новых идентичностей поселенцев, неоднократно давали о себе знать. Стремление к автономии было особенно сильным, если оно было направлено, как в Испанской Америке, против приезжих, имевших статус на родине, или если иммигранты ощущали особенно большую социальную дистанцию от метрополии, как это было в (бывшей) колонии Австралии. Часто для самовоспроизводства поселенческих обществ не хватало необходимой демографической массы. Тогда все оставалось на уровне изолированных, разрозненных сообществ, как, например, в городских торговых базах и административных центрах или среди малочисленного поселенческого населения, разбросанного по большой территории (как в Кении около 1890 г.). Гораздо более свободными были отношения через этнические барьеры и цвет кожи. Со временем одни империи допускали или способствовали росту числа колониальных подданных в административной, военной и церковной иерархии, другие сохраняли этно-расовый эксклюзивизм, который в XIX веке имел тенденцию к росту (например, в немецких и бельгийских колониях в Африке он был абсолютным). Уникальным исключением в новейшее время стало систематическое привлечение иностранцев в военную элиту Османской империи и мамлюкского Египта. В целом же отождествлять политическое "сотрудничество" (структурно необходимое для функционирования колониальных государственных аппаратов) с социальной интеграцией в таких сферах, как брак, сомнительно. Горизонтальные социальные связи не были цементом империи.
Другое дело - символическая интеграция. Формирование идентичности с помощью всевозможных символов необходимо для национальных государств, но не менее важно оно и для империй, которые опирались на них в качестве компенсации за отсутствие других источников согласованности. Монарх и монархия как локусы символической конденсации имели двойное преимущество - сплачивали европейских колонистов и производили впечатление на туземцев. По крайней мере, так казалось. Мы не можем быть уверены, что многие индийцы испытали восторг от провозглашения королевы Виктории императрицей Индии в 1876 г., но мы знаем, что ее дед, Георг III, служил североамериканским революционерам в качестве полезного негативного символа. Повсюду монархия использовалась в качестве фокуса интеграции: в государстве Габсбургов, где по случаю императорского юбилея в 1898 г. рейхспатриотизм с центром в лице престарелого Франца Иосифа должен был нейтрализовать вновь поднимающийся национализм; в империи Вильгельминов и царизма; очень умело в империи Цин с ее буддийскими и мусульманскими меньшинствами; грубо в Японской империи, где китайские (тайваньские) и корейские подданные были вынуждены соблюдать культ тенно (императора), который был им культурно чужд и противен.
Другим популярным символом были вооруженные силы - в случае Великобритании, в частности, вездесущий Королевский флот. Скрепляющая сила символов, а возможно, и других видов аффективной (не в первую очередь связанной с интересами) солидарности, особенно ярко проявилась во время двух мировых войн, когда доминионы Канады, Австралии и Новой Зеландии (и sui generis ЮАР) помогли Великобритании в такой степени, которая не объяснима с точки зрения только формального существования империи и реальных силовых отношений в мире.