Трансформация мира. История XIX века

Наконец, необходимо упомянуть еще четыре элемента горизонтальной интеграции: (а) общая религия или религиозная конфессия; (б) важность общей правовой системы (например, римской или британской) для единства далеко отстоящих друг от друга империй; (в) широкие рыночные отношения; (г) внешние связи империи. Последнее обстоятельство отнюдь не является последним. Империи всегда охраняли и защищали свои границы военным путем: от соседних империй, от пиратов и других разбойников, от постоянной угрозы вторжения "варваров". Но степень защиты от коммерческой деятельности иностранцев была очень разной. Свободная торговля, которую Британия разрешила в своей империи с середины XIX века, требуя того же от других, была новым и экстремальным явлением. Большинство империй, обладавших достаточной организационной мощью, в той или иной форме практиковали "меркантилистский" контроль над своими внешнеэкономическими связями. Некоторые из них - например, Китай с начала эпохи Мин до Опиумной войны или Испания на протяжении длительного периода своего имперского правления - ограничивали деятельность третьих сторон в пределах строго контролируемых анклавов. Другие, например Османская империя, терпели и даже поощряли создание налогооблагаемых торговых диаспор (греков, армян, парсов и т.д.). Франция предоставляла и охраняла монополии на колониальную торговлю. В XIX веке британская политика свободной торговли помогла подорвать сохранившиеся системы имперской защиты, но в XX веке она не смогла предотвратить возвращение неомеркантилизма. В 1930-1940-е годы широкое распространение практики тарифных преференций, торговых блоков и валютных зон способствовало углублению интеграции Британской и Французской империй, а также росту агрессивности со стороны новых фашистско-милитаристских империализмов.

Одна из причин, по которой необходимо различать горизонтальную и вертикальную интеграцию, заключается в том, что империи, в отличие от гегемонистских конфигураций или федераций, имеют радиальную структуру. Особые периферии лишь слабо контактируют друг с другом; метрополия стремится направить все потоки информации и принятия решений через игольное ушко империи; освободительные движения изолированы друг от друга. Эта структурная тенденция к централизации препятствует широкой горизонтальной солидарности и формированию высшего класса в масштабах империи. Поэтому необходимо также найти локальные средства обеспечения лояльности имперских подданных - главной цели вертикальной интеграции. Фактически большинство механизмов горизонтальной интеграции имеют и вертикальное измерение: рециркуляция насилия через вербовку местных сепаев и полицейских обеспечивает символическую связь с туземными представлениями о политической легитимности; колониальное правительство систематически наблюдает и шпионит за подвластным ему обществом; неустанно осуществляется контролируемая передача власти давно известным людям или широкому кругу новых "сотрудничающих элит".

Чем сильнее ощущаемые или "сконструированные" культурные и расовые различия, тем явственнее проявляется противоречие между необходимостью политического включения и тенденцией к социально-культурному исключению. Клуб белых остается закрытым для политически полезного местного политика, который возмущается, что его не трогают. С другой стороны, поселенцы оказываются полезными деловыми партнерами даже после достижения политической эмансипации. На этом основана модель доминиона, которая устраивала обе стороны. Аналогичным образом Великобритания и США сохранили тесные экономические связи после войны 1812 года и постепенно - несмотря на многочисленные потрясения - перешли к более широким "особым отношениям". На другом конце типологического спектра находятся колониальные системы без вертикальной интеграции, в первую очередь рабовладельческие общества XVIII века в британском и французском Карибском бассейне.

Теоретически источники дезинтеграции могут проистекать из переоценки интегративных связей. Но, как было известно еще в античности, большинство империй подвержены не только распаду внутри, но и сочетанию внутренней эрозии и внешней агрессии. Или, говоря более резко, самые большие враги империи - это всегда другие империи. Примечательно, что империи обычно распадаются на более мелкие образования, царства или национальные государства; они редко переходят непосредственно в гегемонистские или федеративные структуры. Планы создания государств за океаном, выдвинутые в ходе реформ Бурбонов в Испанской Америке после 1760 г. или британским колониальным министром Джозефом Чемберленом в 1900 г., неизбежно проваливались. Успешными оказались лишь несколько (далеко не все) федераций под эгидой всеохватывающей империи, например, попытка создания Канады в 1867 г. и Австралии в 1901 г.; аналогичные проекты создания Малайи и Центральной Африки в период деколонизации закончились неудачей.