Трансформация мира. История XIX века

Термин "колония" конца XIX века имеет оттенок социально-экономической отсталости по отношению к метрополии. Однако польские территории в составе царской империи, Богемия в составе Габсбургской монархии, Македония в составе Османской империи отнюдь не были отсталыми, хотя, безусловно, являлись зависимыми перифериями, политические судьбы которых решались в Санкт-Петербурге, Вене или Стамбуле. В рамках Британской империи в 1900 г. между Канадой и Ямайкой было мало сходства. Обе страны были периферией по отношению к имперскому центру, но одна из них была демократическим самоуправляемым протогосударством, а другая - коронной колонией, в которой губернатор пользовался практически неограниченной властью от имени колониального министра в Лондоне. Во многих отношениях доминион Канада больше походила на европейское национальное государство, чем на карибскую или африканскую колонию в составе той же империи. То же самое можно сказать и о периферийных землях царской империи. На протяжении большей части XIX века Финляндия была полуавтономным великим княжеством, оккупированным русскими войсками, в котором социальный тон задавало меньшинство шведских землевладельцев и купцов, изначально говоривших на немецком языке. Таким образом, ее зависимость была едва ли такого же типа, как зависимость Туркестана, впервые завоеванного в 1850-х годах и (после падения Ташкента в 1865 г.) рассматривавшегося скорее как азиатская колония Великобритании или Франции, чем как любая другая часть царской империи. Не все имперские периферии были колониями, и колониальные границы не во всех империях были одинаково динамичными. Колониализм - это лишь один из аспектов имперской истории XIX века.

Стремительное завоевание и раздел африканского континента, новый разбойничий тон в международной политике, политическая поддержка европейских банков и корпораций по освоению ресурсов создали в конце века впечатление, что мир вступил в новую "империалистическую" фазу. Было написано немало умных вещей, посвященных анализу этого явления. В частности, "Империализм: A Study" (1902) британского экономиста и журналиста Джона А. Хобсона и сегодня можно читать как глубокий и отчасти пророческий диагноз времени. В этой литературе, включая важные работы таких марксистов, как Роза Люксембург, Рудольф Хильфердинг и Николай Бухарин, прежде всего, ставилась задача разобраться в сути новой глобальной экспансионистской динамики Европы (или даже "Запада"). При всех разногласиях в деталях все были согласны с тем, что империализм - это выражение тенденций, характерных для современной эпохи. Только австрийский социолог-всесторонник Йозеф А. Шумпетер в 1919 г. выдвинул возражение, что империализм на самом деле является политической стратегией антилиберальных добуржуазных элит или капиталистических сил, сторонящихся мирового рынка. В этом была большая доля правды. Помимо шока от нового, который поражал людей в то время, сегодня мы можем более отчетливо видеть долгосрочные преемственные связи европейских и других процессов экспансии, а также совершенно разные стимулы и мотивы, которые лежали в их основе.

Описательная концепция империализма, таким образом, имеет то преимущество, что она не привязывает человека к конкретному политическому, экономическому или культурному объяснению, поскольку означает совокупность действий, направленных на завоевание и сохранение империи. Таким образом, можно говорить о римском, монгольском или наполеоновском империализме. Это явление характеризуется определенным типом политики, предполагающим пересечение границ, игнорирование статус-кво, интервенционизм, быстрое развертывание вооруженных сил с риском спровоцировать войну, стремление диктовать условия мира. Империалистическая политика основывается на иерархии народов, которые всегда делятся на сильные и слабые и, как правило, делятся по культурному или расовому признаку. Империалисты считают, что их высшая цивилизация дает им право властвовать над другими.