Трансформация мира. История XIX века

С 1896 г. на всех континентах стали снимать документальные фильмы о королевских визитах, военных маневрах и повседневной жизни. Испанская коррида, Ниагарский водопад, японские танцовщицы и всевозможные уличные сцены были одними из самых ранних тем. Кино начиналось как средство репортажной съемки, подхваченное процессом глобализации. Первым известным демонстратором новой французской технологии в шанхайской чайной был Джеймс Рикалтон из Мейплвуда, штат Нью-Джерси, который предложил китайской аудитории движущиеся картинки визита русского царя в Париж и выступления египетской танцовщицы живота на всемирной выставке в Чикаго. Большой успех во многих странах имел фильм, снятый Огюстом Люмьером о рабочих на собственной фабрике. Новый носитель вскоре показал свою двойственную природу - постановочную и документальную. Поскольку операторы не присутствовали на главном международном событии лета 1900 г. - Боксерском восстании в Северном Китае, - на английских лугах и во французских парках были разыграны страшные сцены, представленные как подлинные свидетельства; особенно понравилась реконструкция нападения китайских повстанцев на пост христианской миссии. Более традиционные документальные кадры появились в освобожденном/побежденном Пекине только в 1901 г. Но трудно сказать, что здесь подлинное, а что иллюзорное. Жорж Мельес, считающийся изобретателем художественного фильма, снимал свою "Коронацию короля Эдуарда VII" (1902) в студии, после тщательного изучения события предыдущего года и с помощью британского церемониймейстера. Его фильм о деле Дрейфуса (1899) представлял собой своеобразную анимационную конверсию фотоматериалов из газет и журналов.

В последнее время в медиаисследованиях наблюдается тенденция к акцентированию внимания на перспективных и субъективных факторах, что ставит под сомнение претензии на истинность и объективность. В свете современного опыта технической и материальной податливости медиа такое недоверие действительно кажется оправданным. Искусство давно дистанцировалось от модели "реализма", и даже документальные течения в литературе и кино, впервые возникшие в XIX веке и никогда не исчезавшие, во многом утратили свою первоначальную наивность. Поэтому уже не так легко уловить эмоциональные коннотации объективизма или высокую оценку "позитивного" знания, характерные для XIX века. Его стремление к реальности, не лишенное корней в раннем эмпиризме Фрэнсиса Бэкона, заставляет мир казаться нам чужим, хотя в то время не было недостатка в голосах, от романтиков до Фридриха Ницше, которые предостерегали от иллюзий позитивизма и реализма.

С другой стороны, девятнадцатый век относится к предыстории современности. Он породил институты и когнитивные формы социального самонаблюдения, которые принципиально не изменились вплоть до распространения телевидения в благополучных обществах и даже до цифровой революции конца ХХ века. Средства массовой коммуникации, выходящие далеко за пределы узких элитарных кругов, государственные инвестиции в сохранение знаний и объектов всеобщего интереса, мониторинг социальных процессов с помощью статистики и социальных исследований, техническое воспроизведение текстов и артефактов с помощью быстродействующих печатных станков, фотографии и фонографической записи - последняя стала технически возможной примерно с 1888 г. и уже через год использовалась для документирования голоса Бисмарка - все это было еще далеко и немыслимо в 1800 г., но к 1910 г. стало считаться само собой разумеющимся.

В XIX веке сформировалось амбивалентное отношение к прошлому, которое не чуждо нам и сегодня. Оптимистическая открытость будущему, осознание инноваций, вера в технический и моральный прогресс редко были столь велики, а старое редко казалось столь устаревшим, но вместе с тем век стал зенитом историзма, который был не только имитационным и реконструктивным, но и консервативным. Век музеев и архивов, археологии и текстовой критики создал "ворота" в далекое прошлое благодаря своей работе по сбору, хранению и классификации - "ворота", которыми мы пользуемся и сегодня. За период с 1800 по 1900 год письменные знания о ранней истории человечества накапливались так, как не накапливались ни в одном предыдущем столетии.