Нам не нужно формировать мнение о том, насколько это соответствует общей интерпретации бирманской истории и истории Юго-Восточной Азии. Другой пример мог бы послужить той же наглядной цели. Речь идет об общем аргументе: примерно с 1760-х годов европейские философы сходились во мнении, что Азия была "застойной" или "неподвижной" по сравнению с динамичными обществами Западной Европы. Гегель подробно и изощренно развил эту точку зрения в своих лекциях по философии истории, прочитанных в Берлине в 1820-х годах. Вскоре после этого в обиход вошел более грубый вариант, и европейские авторы стали регулярно говорить о "народах без истории", к которым некоторые из них относили не только "дикарей", не имеющих ни письменности, ни государства, но даже азиатские высокие культуры и славян. Этот отказ признать, что разные культуры могут одновременно участвовать в едином пространстве-времени, справедливо критикуется как грубый пример «бинарного упрощения», которое видит в прошлом Азии лишь вечное возвращение одних и тех же или лишь поверхностных династическо-военных осложнений. Но не менее проблематична и другая сторона этого взгляда: купание всей истории - хотя бы и "современной" - в равномерном сиянии европейских концепций прогресса. Социологическая теория модернизации 1960-х годов попала в эту ловушку, представив историю как конкурентную гонку, в которой эффективная Северная Атлантика оказалась впереди, а другие регионы - в роли отстающих или опоздавших. Сохранение хотя бы возможности нелинейного исторического движения освобождает нас от ложной альтернативы бинарного упрощения или европоцентристской гомогенизации.
Реформирование времени
Мы приблизимся к истории менталитета XIX века, если рассмотрим, какие переживания времени могли быть характерны для этой эпохи. Это - пример культурного конструирования, один из излюбленных критериев, используемых антропологами и теоретиками культуры для отличия цивилизаций друг от друга.Действительно, вряд ли можно найти более требовательную и продуктивную отправную точку для сравнительного подхода к культурам. Представления о времени сильно различаются как на уровне философского или религиозного дискурса, так и в повседневном поведении. Можно ли сказать что-то достаточно общее об образах и переживаниях времени в XIX веке?
Ни в одну предыдущую эпоху не было такого единообразия в измерении времени. В начале века существовало множество времен и временных культур, характерных для тех или иных мест и сред. К концу века над этим уменьшившимся, но не исчезнувшим полностью множеством времен установился порядок мирового времени. Около 1800 г. ни одна страна мира не имела синхронизированного сигнала времени за пределами отдельного города; каждый населенный пункт или, по крайней мере, каждый регион корректировал свои часы по оценке солнечного полудня. К 1890 году измерение времени было скоординировано в пределах государственных границ, причем не только в развитых индустриальных странах. Это было бы невозможно без технологических инноваций. Стандартизация часового времени была проблемой, которая занимала многих инженеров и техников, даже молодого Альберта Эйнштейна. Только изобретение и внедрение телеграфных электрических импульсов сделало решение этой проблемы практически осуществимым.