Трансформация мира. История XIX века

Народные элементы привлекли внимание и в искусстве, поскольку внутренняя экзотика фольклорных традиций внутри Европы шла почти параллельно внешней экзотике ориенталистского толка. Поиск вдохновения в безымянной музыке простых людей и в характерных национальных стилях вскоре привел к появлению универсального мелодического идиома. Своеобразный музыкальный экзотизм развивался и внутри самой Европы. Французские композиторы придумывали испанский колорит (Жорж Бизе - "Кармен", 1875; Эдуард Лало - "Испанская симфония", 1874), а "типично венгерские" цыганские штрихи, которые космополит Ференц Лист (родившийся в австрийском холмистом Бургенланде) в 1851 году превратил в национальную марку своими "Венгерскими рапсодиями" для фортепиано, легко вошли в тональный язык коренного гамбуржца и жителя Вены Иоганнеса Брамса. В 1904 году, неудовлетворенный китчем национальных романтических клише, молодой венгр Бела Барток и его соотечественник Золтан Кодай отправились на поиски аутентичной музыки среди венгерского сельского населения, а также немадьярских меньшинств Венгерского королевства Габсбургов. Новые методы этномузыкологии были затем применены и к музыкальному творчеству за пределами Европы. Барток, композитор, вышедший за рамки романтизма, доказал, что можно заниматься высококлассными исследованиями этнической тематики, не поддаваясь идеологии фёлькиш-национализма.

_________________

В XIX веке благодаря распространению грамотности и росту доступности печатных изданий письменность дала многим людям в мире больше возможностей для широкого общения. Распространение умения читать и писать происходило крайне неравномерно, в зависимости от уровня благосостояния, политических задач, миссионерских целей, образовательных амбиций отдельных людей и групп. Обычно для этого требовался локальный импульс, который затем должен был воплотиться в некую устойчивую институциональную форму, логичным завершением которой стало обязательное школьное образование. Распространение мировых языков еще более расширило коммуникативное пространство, по крайней мере, для тех, кто воспользовался возможностью выучить один или несколько из них. Как правило, распространяющиеся в Европе языки не уничтожали и не заменяли существующие языковые миры, а накладывались на них.

Доступ к знаниям стал проще. Но его нужно было приобретать, а точнее, добиваться, прилагая значительные усилия. Чтение - это культурная техника, которая требует от человека немалых усилий: неграмотному человеку гораздо проще установить радиоприемник или телевизор и следовать готовым программам. В этом смысле технологии ХХ века снизили не только уровень культурных усилий, но и порог хотя бы пассивного участия в коммуникации. Но какого рода знания стали более доступными? Можно сказать, что мало что применимо ко всему миру. Структурированное знание, выходящее за рамки повседневной жизни - то, что люди стали называть "наукой", - в XIX веке, безусловно, увеличилось в беспрецедентных масштабах, и ученых, которые его производили, становилось все больше и больше. Это происходило в рамках институтов, прежде всего университетов, которые не только создавали свободные рамки для научной деятельности отдельных людей (как это делали академии в эпоху раннего модерна), но и систематически стремились к получению новых знаний и предоставляли средства для достижения этой цели. Наука расширялась еще и потому, что целые области социального дискурса были поставлены на научную основу: расцветшая в Европе литературная и текстовая критика превратилась в литературоведение (в конце века), а сбор слов и грамматических элементов - в методичный, исторически обоснованный поиск законов и, в конечном счете, в науку, постулирующую глубинные структуры языка (Фердинанд де Соссюр, "Cours de linguistique générale", 1916). До 1800 года гуманитарных и социальных "наук" в смысле сложившихся дисциплин в Европе не существовало. К 1910 г. матрица дисциплин и набор академических институтов, которые мы знаем сегодня, сформировались сначала в нескольких европейских странах, а чуть позже - в США, но в процессе все большей интернационализации, а не локального разброса.