Трансформация мира. История XIX века

Цивилизаторские миссии можно обнаружить в отношениях высокой культуры древнего Китая с различными варварами, жившими по соседству, а также в европейской античности и во всех экспансивных религиях. Никогда эта идея не была так сильна, как в XIX веке. На примере ранней современной Европы протестантская Реформация может быть интерпретирована как грандиозное движение за цивилизацию развращенной культуры, а Контрреформация, ее зеркальное отражение, - как защитный порыв, призванный вернуть инициативу цивилизационной работы в обратном направлении. Такие памятники культуры, как Библия Лютера или великие церкви в стиле барокко, могут быть поняты как инструменты цивилизаторской миссии. Однако не следует переоценивать миссионерскую динамику раннего Нового времени, особенно в контексте европейской заморской экспансии. Империи раннего Нового времени редко руководствовались идеей миссии, и за пределами испанской монархии никто не мечтал о формировании однородной имперской культуры. Для голландцев и англичан imperium означал коммерческое предприятие, не требующее особого морального регулирования; миссионерское рвение не должно было мешать бизнесу или нарушать зыбкую фикцию имперской гармонии. Поэтому протестантские правительства, как правило, не разрешали миссионерам работать на своих колониальных территориях до конца XVIII века, а католическая миссия в Пиренейских империях во второй половине XVIII века лишилась значительной части государственной поддержки. Идея о том, что европейское право должно применяться к "туземцам", редко возникала и почти никогда не практиковалась.

В эпоху раннего модерна еще не было убежденности в том, что европейская цивилизация является единственным стандартом для всего остального мира. Нормативная глобализация, наступившая в XIX веке, предполагала прекращение прежнего военного, экономического и культурного равновесия между Европой и другими континентами (особенно Азией). Следует отметить парадокс. С одной стороны, цивилизаторская миссия европейцев была идеологическим инструментом имперского завоевания мира, с другой - ее нелегко было распространить с помощью канонерских лодок и экспедиционных корпусов. Успех цивилизаторской миссии в XIX веке опирался еще на две предпосылки: (а) убежденность европейских властных элит и самых разных частных агентств глобализации в том, что мир станет лучше, если как можно больше неевропейцев приобщится к достижениям якобы высшей цивилизации; (б) появление в многочисленных "перифериях" социальных групп, разделяющих эту точку зрения. Первоначальный идеал цивилизаторской миссии был строго европоцентричен и в своей претензии на абсолютность был направлен против любого культурного релятивизма. Поэтому он был инклюзивным: Европейцы не хотели оставить свою высшую цивилизацию для себя, в ней должны были участвовать и другие. Она была также политически полиморфной, поскольку цивилизационная работа должна была разворачиваться как внутри, так и вне колониальных систем. Она могла предшествовать европейскому территориальному завоеванию, быть независимой от него или служить его апостериорным оправданием. Риторика цивилизации могла также сопровождать процессы государственного строительства и политической консолидации, в которых Европа не принимала никакого участия. Основанная на оптимистическом видении прогресса и растущего сближения культур мира, она также оправдывала и пропагандистски прикрывала всевозможные "проекты", претендующие на служение делу прогресса. Таким образом, "цивилизовать" можно было не только варваров и иноверцев, но и флору, фауну, ландшафты. Поселенец, расчищающий землю, охотник на крупную дичь, укротитель рек стали знаковыми фигурами этого стремления к цивилизации всей планеты. Великими противниками, которых необходимо было победить, были хаос, природа, традиции, призраки и фантомы всякого рода суеверий.

Теория и практика цивилизаторской миссии имеют свою историю. Она началась в конце XVIII века, вскоре после того, как термин "цивилизация" стал центральной категорией, используемой европейскими обществами для самоописания, прежде всего во Франции и Великобритании. Престиж европейской цивилизации достиг своего пика за пределами Европы в середине XIX века, после чего акцент на цивилизаторской миссии стал восприниматься как все более лицемерный в десятилетия около 1900 года, в связи с массированным применением силы для достижения империалистических целей. Первая мировая война сильно пошатнула ореол белого человека, но отнюдь не похоронила его цивилизаторский порыв. После 1918 года все колониальные державы рано или поздно перешли к "развивающему" стилю и риторике колониального правления, более соответствующим времени. Это нашло свое продолжение в постколониальной политике, проводимой национальными правительствами и международными организациями после обретения суверенитета.