Таким образом, в конце XVIII в. Китай и, соответственно, Япония, но не Запад, были цивилизациями, где рабство отсутствовало или находилось на грани исчезновения. Буддизм, чье влияние было наибольшим в Юго-Восточной Азии, отмежевался от рабства сильнее, чем ислам или основное христианство, хотя решение об официальной отмене рабства было принято только в XIX веке. Когда Сиам, после десятилетий отката к подневольному труду и крайним формам социальной стигматизации, в 1874 г. принял первый указ об отмене рабства, а в 1908 г. отменил немногие оставшиеся исключения, он сделал это не столько в ответ на прямое давление Запада, сколько в результате буддийского возрождения, в центре которого стояла образцовая жизнь Будды. Этому способствовало и стремление монархии укрепить свой недавно возникший образ современности. В начале ХХ века просвещенная абсолютистская монархия, просуществовавшая до 1932 года, обеспечила старой стране рабства обретение новой идентичности. Сущность современного Таиланда формировалась именно благодаря отсутствию в нем крайних форм принудительного рабства.
Цепные реакции
Подобные сравнительные наблюдения редко проводились на Западе на рубеже веков. Люди были настолько невысокого мнения о восточных обществах, за исключением Японии, что не желали воспринимать тот значительный исторический скачок, который был там совершен. За самодовольством по поводу прекращения рабства упускается из виду и то, что оно не было достигнуто автоматически в ходе прогресса, что оно не продвинулось бы так далеко, если бы значительное число людей не было готово перевести моральные чувства в политические действия. Против рабства велась реальная борьба. Его противникам в Европе и Америке пришлось смириться со многими неудачами, а мощные интересы, поддерживающие рабство, привели к тому, что многие победы были незначительными и шаткими. Оно не "вымерло" с течением времени, не исчезло, потому что устарело. Его судьба была связана с великими потрясениями эпохи. Основные поражения рабство потерпело не в мирное время, а в условиях революций, гражданских войн, острого международного соперничества.
В конце XIX века отмена рабства на родине дала европейцам и североамериканцам новые основания для утверждения своей цивилизаторской миссии. Цивилизованный мир", казалось, вновь доказал свое право на глобальное лидерство; появилась возможность - и не без оснований - занять позицию безмятежного морального превосходства, особенно по отношению к исламскому миру, где рабство еще не считалось противоправным. В Африке европейская война с рабством даже стала главным мотивом и оправданием военной интервенции, что позволило колониализму представить себя на стороне прогресса. Прогрессивные империалисты, белые аболиционисты и афроамериканские противники рабства объединили свои усилия, чтобы перенести борьбу на африканскую сторону Атлантики, продвигаясь вглубь континента, чтобы искоренить работорговлю и уничтожить политическую власть рабовладельцев.
Рабство не вернулось на земли, колонизированные на пике эпохи империализма. Жестокие формы принудительного труда, конечно, оставались правилом, но ни одна из европейских заморских империй не признавала работорговлю и не закрепляла статус раба в колониальном законодательстве. Если в ранний период Нового времени европейцы резко отделяли свои правовые системы на родине от правовых систем в своих зарубежных владениях, то высокий империализм привел к созданию единой юрисдикции, по крайней мере, в этом особом отношении. Ни в Британской, ни в Голландской, ни во Французской империях нигде нельзя было продавать, покупать или дарить других людей, а также подвергать их серьезным физическим истязаниям без санкции уголовного кодекса.
Борьба с рабством и работорговлей развивалась как трансатлантическая цепная реакция, в которой каждое локальное событие приобретало дополнительный смысл в более широком контексте. Британские аболиционисты с самого начала рассматривали себя как активистов, работающих на глобальное дело. После достижения победы на своих территориях они направляли делегации в различные рабовладельческие государства и организовывали международные конгрессы. Противники и сторонники аболиционизма внимательно следили за происходящим в мире и пытались оценить меняющуюся расстановку сил. Цепная реакция не обходилась без перерывов: процесс эмансипации прерывался длительными периодами застоя, а то и возрождения рабства.