Читаем Трансформация мира. История XIX века полностью

Гуманизм, двигавший основателями антирабовладельческих обществ в 1780-е годы, проистекал не столько из высоких теорий эпохи, сколько из двух других источников: (а) возрождение христианских идей братства на периферии устоявшейся религии и (б) новый патриотизм, который видел превосходство нации не только в ее экономических достижениях или военной мощи, но и в ее способности показать остальному миру путь в области права и морали. Такое сочетание было свойственно Великобритании. Будучи скорее мировоззрением, чем сформулированной теорией, она поначалу вызвала к жизни лишь небольшое число активистов, в том числе бывших чернокожих рабов, таких как Олауда Экиано (1745-97). Но вскоре она нашла отклик в британской общественности, которая действительно вступила в новую фазу своего развития под влиянием движения против рабства. Борьба с рабством стала лозунгом, который в период своего расцвета объединял сотни тысяч людей на ненасильственные внепарламентские акции. В условиях политической системы, когда суверенитет парламента по-прежнему принадлежал крошечной олигархии, они жертвовали деньги на поддержку беглых рабов, посещали массовые мероприятия, рассказывающие об ужасах на борту атлантических работорговых судов и на карибских плантациях, подписывали петиции, адресованные законодателям в Вестминстере. Потребительские бойкоты карибского сахара поддерживали давление на интересы рабовладельцев. На этом фоне, после серии подробных слушаний, члены обеих палат парламента в марте 1807 г. проголосовали за запрет работорговли на судах под британским флагом с 1 января 1807 года. Аналогичное решение было сорвано в 1792 г., но со второй попытки оно все-таки было принято. Поэт Сэмюэл Тейлор Кольридж в 1808 году высказал то, что было на уме у многих: завоевания Александра и Наполеона выглядели "ничтожными" по сравнению с победой над работорговлей.

Историки сходятся во мнении, что столь впечатляющая гибель одного из основных имперских институтов не может быть объяснена только экономическими факторами. К концу XVIII века рабовладельческая плантационная экономика достигла пика эффективности и прибыльности, некоторые владельцы сколотили огромные состояния, и ничто в национальной экономике не требовало изменения сложившейся практики. Утверждение Адама Смита о том, что свободный труд более производителен, чем принудительный, отнюдь не являлось мнением большинства британских экономистов. На чашу весов легли мотивы на уровне идей, способные вдохновить достаточное количество представителей политической элиты, не имевших прямой заинтересованности в Вест-Индии. В совокупности это можно рассматривать как идеологический ответ Великобритании на Французскую революцию и Наполеона.

Особенно на начальном этапе, до начала террора, революция начертала на своем знамени универсалистскую концепцию человечества, на которую простое утверждение национальных интересов не было убедительным ответом. Консервативные идеологи мало что могли противопоставить мощной Декларации прав человека и гражданина, если только не определить альтернативное поле транснационального универсализма. Одним из таких полей было рабство. Революционное Национальное собрание в Париже, в котором интересы плантаторов имели значительный вес (как и в британском парламенте), занималось мелкими оттягивающими маневрами. Правда, в 1794 г. Конвент окончательно запретил рабство во всех французских владениях и распространил гражданство на всех жителей Франции и колоний мужского пола независимо от цвета кожи. Но в 1802 г. Бонапарт в качестве первого консула вновь узаконил и рабство, и работорговлю. Таким образом, в течение нескольких лет Франция утратила свои позиции лидера в этом вопросе и вернулась к корыстным привычкам старого режима. В Великобритании, втянутой в борьбу с Наполеоном в годы, предшествовавшие принятию Акта 1807 г., идеологическую инициативу взяла на себя патриотическая общественность, опиравшаяся на то, что ни в одной стране мира нет институциональных гарантий от произвола (монархического или революционного). Эти гарантии должны были распространяться только на колонии.

Подобные политические мотивы вполне могут сочетаться с индивидуальными мотивами действий. Активная поддержка аболиционистов позволила огромному количеству граждан мужского и женского пола проявить свою приверженность в преддверии еще не завершенной демократизации британской политической системы и освободиться от бремени, которое все больше ощущалось как коллективная вина. Риторика ведущих аболиционистов была направлена именно на идентификацию с жертвами, путь к которой проложили сентиментальные романы XVIII века и популярные темы освобождения от тирании ("Фиделио" Бетховена датируется 1805 годом).

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное