Трансформация мира. История XIX века

В других странах эта импортированная из Европы концепция религии оказывала сильное социальное, а иногда и политическое влияние. В исламе, буддизме и индуизме предпринимались попытки соединить традицию и новое воображение, чтобы выработать более самобытный религиозный профиль. В исламе, например, это привело к акцентированию шариата как обязательного религиозного закона, а в индуизме - к большей канонизации ведических писаний по сравнению с другими произведениями классического наследия. Более того, множество новых национальных государств, возникших в ХХ веке, утвердили идею одной официальной религии вместо существовавшей до этого иерархии различных конфессий. Это сделало возможным появление нового типа религиозных меньшинств в ситуации формального равенства всех граждан и одновременно породило религиозные конфликты, которые с трудом разрешались специальными законами для каждой группы. Тенденции к религиозному единообразию и более четкой идентичности развивались в основном с учетом других религий, а зачастую и в прямой конфронтации с ними. Эта сложная перестройка мирового религиозного ландшафта путем подражания и демаркации стала важнейшим новым явлением XIX века.

 

Мировые религии

Одним из наследий XIX века, которое до сих пор присутствует в публичном языке, является представление о "мировых религиях", возвышающихся, как горы, над рельефом человеческой веры. В новом дискурсе религиоведения (Religionswissenschaft) широкий спектр направлений был сведен в макрокатегории, такие как буддизм или индуизм, и эти "мировые религии", наряду с христианством, исламом, иудаизмом и, нередко, конфуцианством, позволили составить карту религий, распределив их по основным "цивилизациям". Эксперты использовали грубую сетку "мировых религий" в качестве основы для сложных классификаций систем верований или социологических типов религии, исходя из того, что все неевропейцы прочно связаны с религией, а "восточные" или "примитивные" общества могут быть лучше всего описаны и поняты в терминах религии; только просвещенным европейцам удалось преодолеть интеллектуальные ограничения религии и даже релятивизировать собственную систему верований, христианство, взглянув на нее со стороны.

Такой подход, как бы поверхностно он нам ни казался, имел определенный смысл в XIX веке. С одной стороны, эти общества, за исключением, пожалуй, Китая с его богатой историографической традицией, открывались западным ученым в основном через тексты религиозного характера (знаменитое пятидесятитомное собрание переводов Макса Мюллера "Священные книги Востока" вышло в 1879-1910 годах). С другой стороны, европейцам казалось, что наиболее угрожающее сопротивление колониальному завоеванию исходит от религиозных деятелей и движений, вдохновленных религией.

Тезис о примате религиозного в незападных обществах способствовал длительной дематериализации, деисторизации и деполитизации того, как эти общества понимались на Западе. Клишированные формулировки ("индуистская Индия", "конфуцианский Китай") по-прежнему подразумевают, что религиозная модернизация присуща только Западу, что это единственная цивилизация в мире, которая объявила религию частным делом и основала свой образ на светском "модерне". Разговоры о "мировых религиях" не совсем ошибочны. Но они не должны вводить нас в заблуждение, рассматривая те или иные религии как замкнутые сферы, в которых любое развитие автономно и почти не подвержено внешнему влиянию. Такой подход несет в себе определенный политический драматизм: видение столкновения цивилизаций предполагает наличие мощных блоков, определяемых по религиозному признаку.

 

Революция и атеизм