Он один. Не просто вне контакта со своими ровесниками и старшими – он абсолютно и радикально один. В это время (или безвременье) своей жизни он отрезан от всего мира. Нет такой карты, на которую можно было бы указать и сказать: «Вот он где». Нет никакого «где», потому что сейчас он обитает в «нигде».
Он находится за пределами посреднической власти ролей, отношений и общественной морали. Вооруженный лишь ритуалами и песнопениями, которым обучил его мастер инициации, свободный и одинокий он бродит по вселенной. За пределами власти смыслообразования его повседневной реальности он стоит лицом к лицу с существованием.
По ночам он видит сны, которые – в этом первородном безвременье и нигде – полны загадочных намеков и сущностей. Каждый вечер он отправляется спать, молясь, чтобы эта ночь принесла великое откровение. Именно тогда и таким образом ему откроется его дух-наставник или старик-хранитель. Этот голос скажет ему его истинное призвание и подлинное имя. Он научит его священным исцеляющим песнопениям или словам благословения недавно посаженной кукурузе.
И когда это случится, он поймет, что пришло время вернуться в деревню и взять на себя права и обязанности, связанные с его новым статусом и новой личностью. Отмеченный шрамами и вооруженный новыми знаниями, он воссоединится с общественным порядком на новой основе. Теперь он в полном смысле новый человек.
Тот, кем он был прежде, мертв. Умер в мучениях в похоронном ритуале, с которого начался обряд его посвящения. Родители возвестили о его смерти через сожжение спального тюфяка, который служил ему все детство. Когда вернется в деревню, он их не узнает – по крайней мере, не сразу. Потому что он больше им не принадлежит.
В первые недели новой жизни в деревне он не вспомнит своего старого имени. Он заново родился и некоторое время будет вести себя как маленький ребенок. Он забудет, как делать самые простые вещи – умываться и есть, например. Он не сможет вспомнить старые названия знакомых предметов, хотя за время общения с мастером инициации он усвоил странные новые имена для многих этих предметов. В определенной степени, в ряде случаев, он говорит на другом языке.
Юноша был обновлен и просвещен ритуалом трансформации. Безвременье в «нигде» явилось его вратами в первородный хаос, из которого боги в самом начале сотворили мир. Все новые формы, по верованиям его народа, должны начинаться в этом хаосе, и любой разрыв во времени или пространстве обеспечивает туда доступ. Такие разрывы происходят в конце любого цикла. В конце года или сезона, правления вождя и в финале одного из этапов жизни индивида природа, общество или человек входят в пустоту и умирают. Через некоторое время они возрождаются. Так жизнь сохраняет свою устойчивость. Путем ухода и возвращения, забывая и открывая заново. Через завершение и новое начинание. Следуя этим путем, человек переходит от старого способа бытия к новому и обновляется.
Этот юноша, проходящий обряд инициации, – собирательный образ[32]
. В одном племени ему бы выбили зуб, но не оставили шрамов. В другом месте, за пределами привычного мира деревни, в пустыне, была бы изолирована целая группа подростков, а не одиночка. В культурах некоторых народов место мастера инициации заменил бы круг старейшин. В одних сообществах они посеяли бы семена нового понимания в плодородную почву пустоты, а в других предоставили бы подростку право совершать открытия, полагаясь на собственную интуицию. Детали обряда от места к месту существенно отличались, но процесс инициации оставался неизменным.Примерно 100 лет назад голландский антрополог Арнольд ван Геннеп впервые истолковал эти ритуалы современному западному читателю. Именно он ввел термин «обряд перехода», отметив, что при помощи подобных обрядов традиционные общества структурировали жизненные трансформации[33]
. Он объединил в группы ритуалы, связанные с рождением и смертью, половой зрелостью и браком; с избранием вождя и шамана; вхождением человека в тайные общества мужчин или женщин и со сменой времен года. Он также понял, что все эти торжественные церемонии состоят из трех стадий, которые он назвалВо время первой стадии человек (или группа людей) отделяется от прежнего и привычного социального контекста и переживает символическую смерть. Затем приходит время изоляции в месте, которое Арнольд ван Геннеп называл «нейтральной зоной» – ничейная земля между старым и новым способом бытия. И наконец, когда задуманное изменение внутреннего состояния произошло, человек (или группа людей) возвращается обратно и вновь встраивается в общественный порядок на новой основе. И хотя в отдельных ритуалах выделялась одна стадия и сводилась к минимуму другая, трехступенчатую структуру в значительной степени демонстрируют все ритуалы перехода.