Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль - Декабрь

Поэтому мне кажется, что секс разнузданный — это скорее движущий элемент антиутопии, нежели объект её подавления. Мне кажется, что как раз с помощью секса антиутопию построить гораздо легче. Понимаете, рискну сказать, что это эротическая такая оргиастичность, такой оргазм, разлитый в воздухе. Это очень чувствуется, например, в «Мастере и Маргарите». Посмотрите, какое эротическое произведение, сколько там голого тела. А ведь это самый пик террора.

Так что я бы не сказал, что сексуальность всегда подавляется при авторитаризме. Иногда она при авторитаризме является подспудной изнанкой всего происходящего. Или скажем иначе: днём она подавляется внешне, официально, а ночами она господствует так, что просто ну зашкаливает. Единственный откровенный текст на эту тему, который я могу назвать, — это роман Анатолия Королёва «Эрон», книга выдающаяся, не побоюсь этого слова. Единственная книга о семидесятых годах, в которой эротическое содержание, глубокий эротический подтекст вскрыт бесстрашным скальпелем. Блестящая книга!

Ну и вообще я рекомендую… Не знаю, вот мне в «Июне», книжке… Когда я писал «Июнь», там же собственно эротическая тема одна из главных в описании 1939–1940 года. Посмотрите, какая напряжённая эротика в это время господствует. Вот Лия Канторович — такая богиня, символ тогдашней московской студенческой богемы — это образ, может быть, и подавленной, а с другой стороны, может быть, и цветущей сексуальности. Так что я не стал бы однозначно увязывать авторитаризм с пуританством. Нет в нём пуританства. Это как в тех же словах Слепаковой: «Из тела жизнь — как женщина из дому: насильно отнята у одного, она милей становится другому». Это эротический подтекст террора, который в те времена совершенно очевиден. Так что не торопитесь соглашаться с Фуко, он не жил в России.

Просят лекцию про Шекспира. Ладно.

«В чём больше силы — в умении и смелости отстаивать свою точку зрения, конфликтуя и не боясь последствий, или в терпении к окружающим, в умении уступить, отступить, погасить конфликт?»

Ну, это когда как, смотря с кем конфликт. Если это конфликт с матерью или ребёнком, наверное, лучше иногда его погасить. А в принципе я, знаете, не сторонник таких компромиссов. Да, надо отстаивать свою точку зрения, иначе можете приспособиться до того, что сами забудете, кто вы есть. Ведь адаптивность — это палка о двух концах. Понимаете, пока вы приспосабливаетесь, всё хорошо, но потом вы просто забываете… Ну, как было сказано у одного поэта, молодого моего современника: «Так редко занимался, чем желал, что и желать успешно разучился». Так вот, вы можете разучиться быть собой, а это самая опасная штука.

«Фильм «Утомлённые солнцем». Пересматривая фильм в разные годы, я симпатизировала то герою Меньшикова, то комдиву Котову. Мне бы хотелось услышать ваше мнение об этом».

Ну, хорошее искусство всегда предполагает определённую дифференциацию подхода. Иногда вам нравится одно, иногда другое. А иногда вы понимаете, что оба не ахти хороши, потому что они оба жертвы больной ситуации, а в больной ситуации нет правых. Не прав ни Котов, ни Дима, потому что… Понимаете, какая вещь? Вот чем эта картина была хороша? Я думаю, что это не столько даже влияние Ибрагимбекова с его глубокими всегда, неразрешимыми конфликтами, сколько тайная, не очень оформленная мысль самого Михалкова.

Знаете, я тут прочитал его дневники, наброски сюжетов. Он очень умный человек. Ему ценнейшие мысли приходят в голову! Он не всегда может отрефлексировать свои какие-то догадки, потому что он боится заглядывать в себя, как мне представляется, но как художник он догадывается очень о многом.

Так вот, «Утомлённые солнцем» — это точное название. Это ведь фильм не о том, что прав Котов или прав Митя. Это фильм о том, что в изуродованной, извращённой ситуации все больны и все обречены, поэтому и Котов гибнет, и Митя гибнет. Митю не надо было воскрешать в продолжении. В этом продолжении есть замечательный эпизод один, когда солдаты машину толкают, но в целом, конечно, не надо было возвращаться к этой истории. Мне кажется, что это фильм именно о больной, выморочной ситуации, в которой никто не прав.

И вот эту утомлённость солнцем Михалков чувствует, но он не может отрефлексировать для себя, что такое для него солнце, что такое солнце в его системе ценностей. Это то солнце абсолютной власти, которая появляется потом и в «Солнечном ударе». И очень важно, что такое «солнечный удар». Это удар истории, который болезненно извращает отношение людей. Ну, что такого в романе этого мальчика военного с чужой женой? Но получается, что из этого выходит величайшая катастрофа, потому что на всех светит вот это страшное солнце истории, солнце, которое ударило в озоновую дыру над Россией.