Но тут же Макс от этой мысли отказался. И вовсе не из-за невзрачного внешнего облика Петерса. Макс отлично понимал, что не одной лишь красотой мужчины способны привлекать к себе женщин. И отнюдь не только содержимым своего кошелька. Тут дело было в другом: бывший охранник
Берестов еще раз нажал на кнопку дверного звонка, а потом попытался в дверь постучать. Но она вдруг открылась под его рукой — оказалась не заперта. И Макс не колебался — тут же вошел. Петерс не рассердился бы из-за его появления, когда узнал бы, для чего именно бывший босс прибыл. Ведь тот рассчитывал предложить работу бывшему подчиненному: для Нового Китежа требовались кадры.
В квартире Максу сразу уже ударил в нос сильнейший запах алкоголя, словно здесь мыли водкой полы. И на этот резкий спиртовой дух накладывалось еще более неприятное амбре: вонь свежих экскрементов. Берестов не был брезглив — иначе не смог бы стать врачом. Но даже у него от этой смеси ароматов стали возникать спазмы в желудке.
— Макс! — из прихожей окликнул он тезку. — Макс Петерс, ты дома? Это Берестов — помнишь меня? Может быть, ты выйдешь ко мне?
Рядом находилась приоткрытая дверь в какую-то комнату с круглым обеденным столом посередине, но Берестову страшно не хотелось туда заходить без приглашения. Ему
Никто не отозвался. Макс осторожно шагнул к открытой двери и украдкой, как подсматривают в замочную скважину, заглянул в комнату. А в следующий миг уже ворвался внутрь, на бегу срывая с себя куртку и шапку, выхватывая из кармана лазерный скальпель — возвращенный ему Денисом, его
Макс Петерс и вправду находился дома. А водка и в самом деле блестящей лужицей растекалась по вытертому линолеуму на полу в его столовой. Сам же хозяин дома не сидел за столом, и даже не лежал под ним. Он прямо над этим столом
Но Берестову на люстру было плевать. Он одним прыжком вскочил на стол, и та с мелодичным резонирующим звоном свалилась на пол. А Макс точным взмахом скальпеля рассек веревку возле самого крюка и сумел даже удержать от падения тело охранника, всё еще остававшееся теплым. Петерс вряд ли знал, каковы физиологические последствия асфиксии. При повешении у него произошло самопроизвольное опорожнение кишечника, и теперь от него исходил тот самый тошнотворный запах кала, который ощущался даже из прихожей.
Его щуплый тезка оказался тяжелее, чем ожидал Макс. И эта свинцовая тяжесть его тела была скверным признаком. Напрягая все силы, Берестов спустил удавленника на пол, растянул петлю на его тощей шее и отбросил веревку в сторону, а потом припал ухом к залитой водкой рубахе на груди самоубийцы. Сердце у того не билось. Макс выхватил из кармана носовой платок, одним движением вычистил слизь и пену изо рта Петерса и принялся за реанимационные мероприятия.
«Я смогу, — твердил он себе, — я везучий, у меня всё получится…»
Он делал своему тезке искусственное дыхание «рот в рот», стараясь не замечать мерзкого вкуса и запаха. Он делал ему непрямой массаж сердца. Он даже — уже просто от отчаяния — сделал ему трахеотомию лазерным скальпелем, разрезав трахею ниже странгуляционной борозды и вставив в надрез половину шариковой авторучки. Ничего не помогало. Да, вероятно, и не могло помочь. Тяжесть, какой налилось тело Петерса, появляется только у мертвецов. Тех, кого уже не оживить.
Макс уселся рядом с удавленником на пол и ощутил даже не отчаяние: гнев на судьбу. Ну, что бы ему стоило прийти сюда всего часом раньше? Ведь бывший охранник корпорации «Перерождение» явно покончил с собой минут за десять до его появления. Всего десяти минут Петерсу не хватило, чтобы начать новую жизнь в Новом Китеже.
— Упился до белой горячки, — прошептал Макс, надеясь, что язвительность поможет ему справиться с чувством вины. — Типичный
Он запрокинул голову — только чтобы не дать пролиться слезам, которые выступили у него на глазах. И внезапно понял, что люстра, сброшенная теперь на пол, не просто так лежала посреди круглого стола. Она служила чем-то вроде пресс-папье: прижимала к замаранной скатерти какую-то бумажку. Макс поднялся с полу, взял со стола листок в клетку, явно вырванный из школьной тетрадки старого образца, и, смаргивая слезы, прочел почти бессвязные строчки, выведенные прыгающими буквами: