Трансмутация [СИ]

— Не поснимает, — заверил его блондин и вручил главврачу письмо от этого самого спонсора, фактически — карт-бланш на любые действия. — А решение — забирать её или нет — я приму, когда побеседую с ней. Я должен удостовериться, что она уже готова к переезду.

И его проводили в палату уникальной пациентки: симпатичной женщины лет тридцати, которая утверждала, что её зовут Марья Петровна Рябова. И поначалу была абсолютно уверена, что сейчас идет 2077 год.

2

Она услышала, как хлопнула входная дверь палаты, и повернулась к посетителю.

— Здравствуй, Маша. — Блондин подошел к её креслу, поглядел на неё сверху вниз. — Как ты себя чувствуешь сегодня?

Она неопределенно пожала плечами: она каждый день чувствовала себя так, будто всплывает на поверхность из-под гигантской толщи воды. Но с каждым днем эта толща чуточку, но убывала. Однако рассказывать об этом совершенно незнакомому человеку она не собиралась.

— Ты помнишь, как попала сюда? — так и не дождавшись её ответа, задал посетитель новый вопрос.

— Я всё помню, — сказал Марья Рябова сухо. — Вплоть до момента, как на меня напали колберы — тогда, на пляже, в 2077 году. На меня и… — Она умолкла на полуслове, в изумлении глянула на своего собеседника: не померещилось ли ей: то, как он трет свою левую бровь?

А блондин не стал уточнять, о ком она ведет речь. Спросил другое:

— А свою экстракцию ты помнишь?

— Когда в меня попал заряд из Рипа ван Винкля, я почти сразу отключилась. Так что экстракции я не помню. Но я успела увидеть кое-что до того, как уснула. Мой… еще один человек, находившийся со мной на пляже — боролся до конца. И наблюдать за ним: как он извивается в руках колберов, пытается вырваться, хотя в него уже попали — это и вправду было подобно агонии. Да, и чтобы не было недоразумений: я знаю, что он не выжил. Дочка мне сказала. Она, правда, думает почему-то, что это был… Ну, неважно: она ясно дала понять, что его не спасли. Как и еще одного безликого — которого застрелили. По счастью.

— Настасья? — Блондин с недоверием воззрился на неё. — Она приходила к тебе?

— Не приходила, нет. Но какой-то её влиятельный друг устроил нам сеанс связи — по Корпнету. Специально для этого сюда приезжал специалист с ноутбуком. Системный администратор — кажется, так их раньше называли? Настасьюшка взрослая стала. Красавица — очень похожа на своего отца. Каким он был раньше.

И, сказав это, Марья Рябова — в который уже раз после своего возвращения — испытала такой приступ гнева, каких она отродясь не знала в своей прежней жизни. Она подняла руку, сжатую в кулак, и с силой ударила себя по лбу.

— Маша! — Блондин шагнул к ней, схватил за запястье. — Не надо. Перестань, пожалуйста!

— Я должна была понять: тот мерзавец задумал что-то. — Марья Петровна подняла на него сухие глаза. — Но не подозревала, для чего именно он пригласил нас на взморье в тот день.

— Ты знаешь, что происходило с тобой, пока ты была… особой пациенткой? — спросил блондин.

— О, да! — Она улыбнулась, но, должно быть, улыбкой ужасающей, потому как её посетитель даже на миг отшатнулся от неё. — Я помню, что было после того, как я очнулась. Очнулась в первый раз — вышла из комы. То есть, тогда я еще не понимала, что пробыла в коме восемь лет. И пыталась открыть глаза, заговорить, пошевелить хотя бы пальцем — безуспешно, конечно. Зато я всё слышала — что говорили люди рядом со мной. И как они называли меня: полено. Никаких романтических глупостей вроде — безликих.

Воцарилось молчание, длившееся не меньше минуты. Но, наконец, блондин чуть встряхнул головой, потер левую бровь и спросил:

— А ты понимаешь, кто я?

И на сей раз она ответила без раздумий:

— Конечно. Ты — Фил. Филипп Рябов, мой муж. Точнее, им ты был раньше. Я помню этот твой жест — как ты трешь бровь, хоть на ней уже и в помине нет того старого шрама! И твоя походка — уже когда ты шел по коридору, мне показались знакомыми твои шаги. Ты всегда ходил так легко!

— Ну, в последние-то девять лет я ходил не особенно легко, — заметил её посетитель.

3

«А каково было бы мне ходить по земле, если бы я знал, что испытывают безликие после экстракции, — подумал Фил. — Маша только потому и протянула столько лет, что была в коме — и не стремилась всё это время к смерти, как другие».

— Зато тогда, по дюнам, ты шел так, словно у тебя под ногами не песок, а паркет, — сказала возвращенная Марья Петровна Рябова, и он снова потянулся тереть левую бровь.