Транзит

Ее звали Биргит. Она сказала мне, что изучает поведение и характер Лоуренса уже год, с того момента, как он сошелся с Элоиз. Элоиз – ее старая подруга; Биргит хотела убедиться, что Лоуренс достаточно хорош для нее. Первое время он приходил в ярость от ее испытующего взгляда и от того, как она оспаривала всё, что он говорил и делал, но в конце концов они стали ближе и часто оставались беседовать после того, как Элоиз уходила спать. Элоиз сильно устает, добавила Биргит, из-за того, что у ее младшего сына проблемы со сном и он просыпается по несколько раз за ночь; старший же сын в это время переживает непростой период в школе. У Элоиз нет сил спорить с Лоуренсом, который любит настоять на своем, и поэтому Биргит делает это вместо нее.

– Элоиз уже это проходила, – сказала Биргит. – Она нравится мужчинам, потому что производит впечатление независимой женщины, хотя на самом деле она очень покорная. Она привлекает к себе агрессоров, – добавила она, сморщив нос. – Ее последний муж был просто свиньей.

У Биргит были необычайно длинные и узкие глаза неземного бледно-зеленого цвета. Ее волосы тоже были бледными, почти белыми, а при свете горящих свечей ее кожа выглядела как цельный плотный мрамор. Я спросила, откуда она родом, и она ответила, что родилась и выросла в Швеции, но с восемнадцати лет живет здесь. Она приехала сюда учиться в университете и встретила своего будущего мужа, однокурсника, в первом же семестре. Они поженились во время каникул и, к недоумению однокурсников, вернулись мужем и женой. Джонатан не смог прийти на ужин, добавила она. У него слишком много работы, и он подумал, что им с Эллой было бы неплохо поехать вместе. Она решила, что сама за руль не сядет, так как раньше никуда не ездила на машине вдвоем с Эллой. Они приехали на поезде.

– Поэтому я спросила, на машине вы или нет, – сказала она. – Мне было страшно сесть за руль.

Я сказала, что она правильно боялась, и она выслушала меня с неизменным самообладанием, качая головой.

– Когда боишься чего-то, – сказала она, – это знак, что именно это тебе и нужно сделать.

Она сама всегда жила согласно этой философии, добавила она, но после рождения Эллы заметила, что совсем перестала ей следовать. Они с Джонатаном долго ждали появления ребенка: она узнала, что беременна, на свой сороковой день рождения. Можно сказать, мы ждали до последнего, прибавила она. Конечно, биологически она могла бы и сейчас зачать ребенка – ей сорок четыре – но у нее нет желания. Было довольно трудно включить Эллу в их совместную жизнь после того, как они прожили вдвоем больше двадцати лет. Они уже не были такими гибкими, как в восемнадцать. Невероятно сложно ввести новый элемент в уже устоявшуюся систему. Не то чтобы мы тогда уже со всем определились, добавила она. Но нам было хорошо как есть.

Она протянула руку к бокалу шампанского и сделала небольшой глоток. Позади нее в окнах безучастно стоял туман. Ее возраст меня удивил, сама я бы скорее подумала, что она младше лет на десять, хотя ее моложавость не казалась результатом усердного самосохранения; скорее она просто выглядела так, будто ей удалось избежать старения, как складка на занавеске, которая не выцвела, потому что на нее не падало солнце.

Я спросила, как часто она ездит в Швецию.

Очень редко, ответила она. Она немного говорит по-шведски с Эллой, но в остальном у нее остается всё меньше связей с прошлым. Ее муж, отец Эллы, англичанин, и так как они поженились в юном возрасте, Швеция для нее осталась детством, тогда как в Англии началась ее взрослая жизнь. В Швеции всё еще живет ее отец и некоторые из ее сестер и братьев – в их семье пятеро детей, – но у нее такой плотный рабочий график, что времени на то, чтобы навещать семью, почти не остается. Если даже им с Джонатаном и удавалось взять отпуск, то они предпочитали ездить в теплые и экзотические места – в Таиланд или в Индию, – хотя сейчас, когда у них есть Элла, такие поездки нецелесообразны. А еще ей не нравится, когда ей напоминают, как сильно изменилась ее семья: ей хочется вспоминать детство таким, каким оно было.

В другом конце комнаты возникло какое-то разногласие. Один из сыновей Элоиз плакал; другой дрался с дочерью Лоуренса за игрушку, которая развалилась, пока они вырывали ее друг у друга, так что дочь Лоуренса упала навзничь и тоже начала плакать. Дочь Биргит в наказание стала бить мальчика пластиковым жезлом. Девочка в красном платье продолжала неподвижно сидеть на стуле, наблюдая за сценой широко открытыми глазами на ничего не выражающем лице. Она ровно держала голову с копной рыжих волос. Ее руки были сложены на коленях; ее длинные голые ноги в туфлях на высоких каблуках были сомкнуты. Даже в легкой одежде она выглядела так, будто была в ней заточена.