Транзит

Лоуренс похудел. Он был дорого одет и выглядел более ухоженно и элегантно, чем раньше. От него исходила какая-то зловещая витальность, почти возбужденность. Несмотря на то что он отрицал наличие кризиса, на фоне своего загородного дома он выглядел как актер из какой-то буржуазной драмы. В доме были другие гости, о чем он сказал мне до того, как мы зашли внутрь: подруга Элоиз из Лондона и их общая подруга, которая жила неподалеку. Благодаря этой общей подруге они и познакомились с Элоиз, так что она частая гостья в их доме.

– Мы пьем бокал за бокалом, – сказал Лоуренс с кривой улыбкой.

Он открыл большую тяжелую дверь, и мы прошли через темный коридор к другой двери, обрамленной светом, за которой раздавались голоса и играла музыка. Мы зашли в большую комнату с низким потолком, освещенную множеством свечей, так что на мгновение могло показаться, что дом в огне. В комнате было очень тепло, и я увидела множество вещей, которых не было у Лоуренса в его прошлой жизни: современные кубовидные диваны; широкий, низкий стеклянный столик на стальных ножках; ковер из шкуры. На стенах висело несколько незнакомых современных картин. Я удивилась, как Лоуренс создал всё это так быстро, будто это были театральные декорации. Элоиз и две другие женщины сидели вокруг кофейного столика на низких диванах, попивая шампанское. В другом конце комнаты на полу расположилась группа детей, игравших в какую-то игру. Девочка постарше сидела позади них на стуле. У нее были прямые ярко-рыжие волосы, которые спадали, словно занавес, до талии; очень короткое красное платье без рукавов выставляло на обозрение ее длинные голые белые руки и ноги. На ней были красные туфли с ремешками на каблуках, таких высоких, что, казалось, она не прошла бы на них и нескольких шагов.

Элоиз встала, чтобы поприветствовать меня. Две другие женщины остались на диване. Элоиз была элегантно одета и аккуратно накрашена; ее подруги тоже были в платьях и на каблуках. Они выглядели так, будто собираются пойти на какую-то большую вечеринку, а не остаться ужинать в загородном доме, в темноте и тумане. То, что никто не наблюдал за ними с восхищением, казалось ужасной ошибкой. Элоиз подошла и пощупала мое платье, неодобрительно цокая языком.

– Ты всегда в темном! – сказала она. Я почувствовала запах ее парфюма. На ней было мягкое вязаное платье из кремовой пряжи. Она подошла еще ближе, изучая мое лицо. Кончиками пальцев она провела по моей щеке, а затем посмотрела на них.

– Мне просто интересно, что ты нанесла на кожу, – сказала она. – Ты такая бледная. В этом, – она опять дотронулась до моей одежды, – ты выглядишь изможденной.

Она представила меня другим женщинам, которые, не вставая из глубины дивана, протянули мне голые руки с ногтями, покрытыми лаком. Одна из них была темноволосой, изящной, с чувственными накрашенными губами и длинным, узким, угловатым лицом. На ней было облегающее платье с леопардовым принтом, на жилистой шее – тяжелое колье. У другой женщины были светлые, шелковистые волосы; белое платье-футляр, в которое она была упакована, подчеркивало ее суровую нордическую красоту. Дети всё больше томились в своем углу, и вскоре маленькая девочка с крыльями из мягкой ткани, прикрепленными у нее за спиной, отделилась от группы и подошла к нам. Светловолосая женщина сказала ей что-то на иностранном языке, и девочка ответила ей недовольно. Затем она начала карабкаться на спинку дивана, на что женщина старалась не обращать внимания до тех пор, пока девочка не оказалась позади нее и не кинулась на нее сверху, крепко обвив руками ее шею.

– Элла! – сказала женщина испуганно. Она тщетно попыталась освободиться. – Элла, что ты делаешь?

Прижавшись всем телом к ее спине, широко раскрыв рот и запрокинув голову, девочка дико захохотала. Я видела белые маленькие зубы, только начавшие расти из ее розовых десен. Затем она переползла через плечо женщины ей на колени и, повиснув у нее на шее, стала непринужденно извиваться и лягаться. Женщина, казалось, либо не хотела, либо не могла взять ситуацию под контроль, и поэтому ей оставалось только вести себя так, будто ничего не происходит.

– Вы приехали на машине из Лондона? – спросила она меня с трудом, пока ребенок извивался у нее на коленях.

Было непросто участвовать в ее притворстве, потому что ребенок обнимал ее за шею так крепко, что, казалось, вот-вот должен был ее задушить. К счастью, мимо проходил Лоуренс, и он с легкостью отцепил девочку вместе с крыльями от женщины, взял ее, внезапно обмякшую и не оказывающую сопротивления, на руки и отнес в другой конец комнаты. Наблюдая за ним, женщина дотронулась рукой до шеи, где остались красные следы.

– Лоуренс так хорошо ладит с Эллой, – сказала она. Она говорила спокойно, почти незаинтересованно, будто наблюдала за сценой, которая только что произошла, со стороны, а не участвовала в ней. Она говорила с легким акцентом, чуть растягивая слова. – Она признает его авторитет и при этом не боится его.