- Я закончил, – отозвался Марио. – Похоже, в этом номере нет места настоящему
полету.
- Стой! – Джонни соскользнул по канату. – Ты вообще куда собрался? Работать
надо!
Томми и Стелла тоже спустились, и Марио рывком развернулся к ним.
- Кто придумал этот идиотский трюк? Эту сумасшедшую мешанину? Это дешевая
показуха, я не желаю иметь к ней отношение!
- Твое отношение начинает меня бесить, синьор Марио! – вспыхнул Джонни. –
Если ты забыл, номер делаю я, и я одобрил этот трюк!
- А кто бы сомневался? Ты уже пытался продвигать этот… этот дешевый
ничтожный выпендреж!
- Ничтожный? – взорвался Джонни. – Значит, ты думаешь, это так легко! Ну-ка
лезь наверх да сам попробуй!
- Ладно, если я поднимусь и сделаю его с первого раза, ты уберешь эту позорную
пародию на полет из номера? Сделка, Джок. Любой приличный воздушник сочтет
это ниже своего достоинства, но если я сделаю, ты его выкинешь?
- Нет, черт возьми! Никто не просит тебя делать ничего, что ниже твоего
проклятого достоинства! Кем ты себя возомнил, что разносишь нас всех, как
Папаша Тони в худшие дни? «Дешевая показуха», «вульгарная мешанина»… Что
за чушь? Уясни одну вещь, братец: на этот раз я руковожу номером, а ты
работаешь на меня. Боже мой, Мэтт, – обессилено закончил он, – я вовсе не
тащусь от того, что даю тебе указания, но у меня просто нет времени на твои
истерики!
Марио облокотился на дверь раздевалки.
- Мы с Томми соглашались на классический полет, а не на обезьяньи кривляния.
- Если уж на то пошло, эти обезьяньи кривляния твой драгоценный Томми и
придумал!
- Это правда, Марио, – подтвердил Томми. – Это была моя идея. Жаль, что тебе
не понравилось…
- Послушай, Мэтт, – перебил Джонни, – сделай милость, объясни, что именно
тебе не по вкусу. По-моему, он отлично вписывается в тему представления.
«Полеты во сне». Представь его в замедлении. Три движущихся тела, каждое в
своем ритме, но связано с остальными – чувственно, все сливается, колеблется, как во сне. Видишь?
- Но это не полет, – возразил Марио.
- Тогда что? Мэтт, люди хотят чего-то нового. Мы прожили половину двадцатого
века. Черт побери, я думал, ты понимал это, когда подписывал контракт.
- Давай я попробую объяснить, – медленно сказал Марио, с явным усилием
перебарывая гнев. – Ты говорил, полеты во сне. Чувственно, да. Но ненавязчиво.
В полете есть… чистота. Целомудрие, совершенство. Ему не нужен показной
блеск. В нем… ну, поэзия движения. Артистизм. Неужели ты не видишь, что
показушность только отвлекает от… чистоты? Когда даже не понимаешь, как это
тяжело и сколько усилий прикладывается, потому что все выглядит так
естественно. Как будто всякий может так же – легко, как во сне.
Он остановился набрать воздуха, и Томми увидел искру, заново разгоревшуюся в
его взгляде.
Боже! А я думал, оно ушло! Но в нем все еще это есть, и если Джонни все
испортит, я ему шею сверну!
- Не понимаю, – сказал Джонни. – Я знаю, что в твоих словах есть резон, Мэтт. Но
постарайся на минуту посмотреть моими глазами. Сны сложные, путаные, в них
все переплетается, меняется…
Марио покачал головой. Он больше не злился, в голосе его звучало
воодушевление.
- Джок, ты неправ. Видит Бог, я понимаю, что ты имеешь в виду, но ты делаешь
большую ошибку. Ты говоришь, сны сложные. Но на самом деле они совсем не
сложные, в том-то и дело. Они абсолютно простые. Во сне все предметы и
явления лишены шелухи, остается только голая суть. Во сне мы видим мир таким, как его видят маленькие дети. Нам не нужно, чтобы публика охала и восклицала:
«Боже, как он это делает?» Такое лишь немногим лучше, чем когда вампиры
сидят и ждут, пока кто-нибудь упадет и убьется. Все должно выглядеть как
полет из сновидения. Он должен быть таким легким, чтобы люди не могли
поверить, что они сами такого не могут. Вот в чем суть полетов во сне. Чистота, легкость, совершенство. Чтобы зрителям захотелось плакать от того, что они
почувствовали, будто у них когда-то были крылья, будто они тоже могли летать, только забыли как.
Голос Марио подрагивал.
- Когда мы были маленькими и смотрели на Люсию… и Барни Парриша, мне часто
снилось, будто я летаю. А потом я просыпался и плакал, потому что не помнил, как это у меня получалось. Вот что нам надо, Джок. Заставить людей ощутить то
же самое.
Голос Стеллы был переполнен чувствами.
- Джонни, я поняла. Он прав, Джонни. А мы ошибаемся.
- Боже Всемогущий! – взорвался Джонни. – И ты туда же?
- Он правильно говорит, я просто не могла выразить это словами. Мы уже
достаточно взрослые, чтобы уметь признавать свои ошибки.
Джонни перевел расстроенный взгляд с брата на жену.
- Я все равно не понимаю, – сказал он. – Мне никогда не был доступен весь этот
великий мистицизм. Я просто гимнаст, для меня трюк это всего лишь трюк. Но вы
двое летаете лучше меня. Для вас это в самом деле настолько важно?
- Это не просто важно, в этом вся суть полета, – ответил Марио. – Неужели ты не
видишь?
- Стел, ты на его стороне?
Она прикусила губу.
- Дело не в том, кто на чьей стороне, Джонни. Как он сказал, в этом вся суть
полета. И наша задача через наше шоу показать это людям.