Трапеция (ЛП)

- Проклятье, – нахмурился Джонни. – Раз уж вам обоим это так важно, значит, в

этом что-то есть. Забудьте проклятый трюк. Жалко только, что убили на него

столько времени и сил. Том, похоже, твоя задумка пролетает.

- Я не против, – сказал Томми. – Я согласен с Марио.

Джонни криво усмехнулся.

- Не буду спорить с эстетами.

Томми удивился, что Джонни вообще известно это слово.

- С вашего позволения вернемся хоть на минуту к делу. Без этого трюка у нас в

номере появляется такая дыра, что грузовик проедет. Чем будем заполнять?

Сосредоточьте свои эстетские помыслы на этом, а?

Но забравшись на аппарат, Джонни снова улыбался, и Томми подумал: «И в этом

он похож на Папашу – не умеет долго сердиться».

Вот только заветный проблеск в глазах Марио снова угас.

«Нет, он все еще там. Но Боже, как глубоко. Он появлялся, когда Марио летал. И

до сих пор хоть слабо, но показывается. А больше нигде. Даже…– смущенный

собственной мыслью, Томми все-таки додумал до конца: – …даже в постели».

Потом рутина тренировки взяла верх, и Томми стало некогда размышлять. Когда

они закончили и перебрались в раздевалку, Джонни со смехом натянул свитер.

- Знаешь, Мэтт, по-моему, это первый спор, в котором я дал тебе выиграть. Так

нечестно… женщины всегда становятся на твою сторону. Когда мы были детьми, ты объединялся против меня с Лисс, а теперь со Стеллой!

Марио, ссутулившись, сидел на лавке.

- Я не получаю никакого удовольствия от того, что с тобой спорю.

Томми смотрел на него с изумлением.

Он же вне себя от счастья должен быть. В кои-то веки не дал Джонни себя

переспорить.

Когда дело доходило до чего-то важного, Марио умел быть убедительным и

даже весьма красноречивым.

А сейчас просто сидит с видом смертельно больного.

Джонни тоже заметил.

- Эй, Мэтт, ты чего? Что-то не так?

- Зуб дурацкий. Дантист поставил какую-то временную пломбу… жутко болит.

Дня через три-четыре идти снова. А мне еще надо Барта отвезти. Его машина в

ремонте.

Но Томми понимал, что не все так просто. На боль Марио реагировал совсем

иначе. Томми знал его слишком долго, чтобы на это купиться. Ему приходилось

видеть, как Марио вытворял в воздухе чудеса, и свежие ссадины и ожоги на

руках, от которых впору было взвыть, ему совсем не мешали.

Встревоженный, не зная, что еще сделать, Томми предложил:

- Расслабься, Мэтт, я подвезу Барта домой. Ты все равно не в форме, чтобы

сидеть за рулем. Поднимись наверх и прими аспирин.

- Аспирин, ну да, – скривился Марио. – Лучше я попрошу у дяди Джо хорошую

порцию виски и посмотрю, поможет ли.

- Ты, наверное, попросту отключишься, – сказал Джонни. – А это тебе, полагаю, и

надо.

Барт Ридер успел переодеться, и Томми обратился к нему резче, чем

намеревался.

- Пойдем, Барт, отвезу тебя домой. Только будешь говорить, куда ехать… Я не

знаю, где ты живешь.

- Знаешь, как выехать отсюда на новую трассу?

- Разумеется.

Выбравшись на подъездную дорогу, они несколько минут молчали. Затем Ридер

сказал:

- Неплохо водишь. Пробовал выступать на гонках?

- Не выпадало шанса. Когда я был младше, на улицах много гоняли, но мне это

всегда казалось глупым занятием. В любом случае, у меня не было своей машины.

За границей съездил разок в Ле-Ман. Только мне не особо нравится сидеть и

смотреть. А для участия я не на том уровне.

- Я тоже. Иногда думал, что неплохо бы сесть за руль одной из этих душегубок в

«Формуле-1», но свои пределы я знаю. Хотя я дважды ездил с Тони Роджерсом в

Милле Милья[1].

- Вряд ли это намного лучше, чем просто смотреть.

- Вот и видно, что ты мало в этом разбираешься. Это единственный шанс попасть

на гонку, когда ты не пилот. И поверь, никто не возьмет тебя в свою машину, если

ты назубок не знаешь, что там делать. Каждый фунт своего веса надо

распределять так, чтобы это помогало пилоту, – Ридер хихикнул. – Я тут

подумал, что Тони перед гонкой осматривал меня точно так же, как Мэтт сегодня

перед аппаратом. Наверное, эксперт есть эксперт, в чем бы ни было его

искусство.

- Искусство?

- Ну да. Гонки – это такое же искусство, как все остальное. Там нужен талант, опыт и специальная подготовка, как и в балете. Или в полете. Или даже игре на

скрипке. А помимо всего вышеперечисленного, еще и что-то особенное. Я бросил

балет, потому что во мне этого особенного не было. Я был просто способным

танцором. А в балете быть способным – это не значит быть хорошим.

Выезжая на трассу и набирая скорость, чтобы влиться в поток транспорта, Томми поразмыслил над этим.

- Мэтт как-то говорил что-то похожее.

- Том, что случилось с Мэттом?

Ридер тоже это почувствовал?

- Ты про ту ссору с Джонни? Она ничего не значит. Они с Джонни все время

находят повод поругаться.

- Я не про то, – сказал Барт. – С ним что-то не так. Том, я знаю его больше десяти

лет. Я смотрел, как он танцует и думал: «В нем есть что-то очень особенное».

Думаешь, я не заметил?

Несколько секунд преданность заставляла Томми молчать. Но потом он не

выдержал и сказал с отчаянной тревогой, которую Ридер наверняка различил.

- Барт, я просто не знаю. В нем будто свет погас. Я не знаю, что делать, и это