— Мэтт, вы с Томми пойдете первыми… Скажем, он сделает бланш и полувинт, а ты — перелет, обратный пируэт и двойное заднее. Потом пусть Стелла побалансирует, как вчера, и ты с Томми закончите пассажем… Для тройного мы явно не в форме. Поняли?
— Конечно, — быстро ответил Марио. — Понял, Том?
Он быстро перечислил список заново. Оркестр заиграл вступительную мелодию, и братья поспешно пожали друг другу руки.
— Все, братец, забудь, — сказал Джонни.
Коу Вэйленд стоял подбоченясь и глядя на них. Потом криво усмехнулся.
— Ребятки, а вы ничего не забыли? Думаете, сможете меня не выпустить? Вам после сегодняшней газетенки только еще одного скандала не хватает. Вас смешают с грязью.
— Подумай головой, Коу, — бросил Джонни. — Иди проспись. Завтра поговорим. У нас представление.
Вэйленд повернулся к ним.
— Вы, всезнайки, решили от меня отделаться?
Он втиснулся между Марио и Джонни.
— Я иду с вами. Хотите — затевайте драку на центральном манеже! Что, остановишь меня, Модник?
Марио побледнел. А потом вдруг коротко размахнулся и рубанул ладонью Вэйленда по шее. Тот, успев лишь удивленно охнуть, упал. Восхищенно присвистнув, Джонни подхватил оседающее на землю тело и сунул его застывшему от изумления рабочему. А снаружи тем временем гремело:
— Да-а-амы и гос-по-да… на центра-а-альном ма-не-же… Летающие Сантелли!
— Andiamo, — сказал Джонни со зловещей ухмылкой и взял Марио под руку.
Тот протянул свободную руку Томми, и они трое, обнявшись, вышли под свет прожекторов. Там к ним присоединилась Стелла, спустившаяся с помоста для оркестра. И здесь Томми понял: какова бы ни была причина — пусть даже необходимость сплотиться перед лицом чужака — Марио снова стал самим собой.
Через несколько часов Марио сидел на нижней полке, обхватив голову руками. Он был бледный и осунувшийся, но, увидев входящего в купе Томми, тихо рассмеялся.
— Коу Вэйленд нормально сел на поезд?
— Что с ним сделается, — ответил Томми. — Только злой, как взбесившийся слон. Черт, Марио, да его так и подмывает кого-нибудь убить.
Марио горько хохотнул.
— Сперва ему придется признаться, что он пьет перед шоу, а я не могу представить, как он это сделает. Ну и денек выдался, а?
Он встал, взял Томми за плечи и нежно приобнял.
— Везунчик… — умоляюще произнес он.
Томми оттолкнул его.
— Катись к черту. За кого ты меня принимаешь?
— Хочешь, чтобы я на колени встал?
Хватка на плечах усилилась, и Томми дернулся, испуганный яростью в интонациях и железных пальцах. Марио, заметив это, разжал руки. Врезался в полку и что-то пробормотал на итальянском.
— У нас был трудный сезон, — сказал Томми, вздрагивая. — Я думал, мы справляемся. А ты начинаешь эту фигню в раздевалке… чуть мне плечо не вывихнул…
Он отвернулся, боясь расплакаться при воспоминании о пережитых боли и унижении.
— Иногда я думаю, что ты свихнулся!
— Я так себя веду, да? Везунчик, тебе станет легче, если я скажу, что мне до смерти стыдно?
Не стало. Наоборот, сделалось хуже.
— Ты всегда такой, — сказал Томми, продолжая стоять спиной. А затем жалобно спросил: — Марио, что мы будем делать? Так и будем играть друг у друга на нервах? Может, ты хочешь на время разойтись, отвлечься на кого-то другого?
— Нет! — выпалил Марио каким-то не своим голосом — хриплым и ужасным — и судорожно притянул Томми к себе.
С минуту они стояли в покачивающемся купе, напружиненные и неподвижные, и Томми мельком подумал, что вспышка ярости, пожалуй, лучше невыносимой мешанины чувств. Потом с лица Марио безо всякого предупреждения ушло все напряжение, он наклонился и прижался ртом к губам Томми.
— В следующий раз не жди, пока я дойду до этой стадии. Сразу бей в зубы.
Выглядел парень неважно, но выражение нечеловеческой скорби пропало. Когда он говорит: «Оставь меня в покое», он молит о помощи. А у меня не хватило мозгов понять.
Марио бережно развернул его.
— Как плечо?
— Болит.
— Давай разомну. Или хочешь, Джонни позову?
Томми покачал головой. Джонни слишком многое замечает.
Сняв рубашку, он лег на нижнюю полку, а Марио, усевшись позади, принялся растирать ему спину — сильными бесстрастными движениями.
— Так лучше?
— Да, теперь хорошо.
Массаж продолжался, прикосновения постепенно превратились в ласку. Взяв Томми за плечи, Марио осторожно перевернул его и навис сверху.
— У нас есть незаконченные дела, — мурлыкнул он. — Мы начали в Лоутоне, Оклахома, помнишь? И мы больше не в раздевалке.
Марио полностью забрался на полку и лежал практически на Томми, упираясь руками в подушку по обе стороны его головы. В этот момент Томми ощутил, что вся боль и отчаяние дня, вся горечь и унижение — все это стоило таких секунд.
Марио поцеловал его, и Томми закрыл глаза, сдаваясь.
А затем Марио вдруг окаменел и вскинул голову, поворачивая побелевшее лицо к открывшейся двери купе.
— Простите, если прерываю, — сказал Коу Вэйленд.
Томми подумал, что никогда не видел на человеческом лице выражение такой неприкрытой ненависти.