Трапеция

— Расслабься, Мэтт, я подвезу Барта домой. Ты все равно не в форме, чтобы сидеть за рулем. Поднимись наверх и прими аспирин.

— Аспирин, ну да, — скривился Марио. — Лучше я попрошу у дяди Джо хорошую порцию виски и посмотрю, поможет ли.

— Ты, наверное, попросту отключишься, — сказал Джонни. — А это тебе, полагаю, и надо.

Барт Ридер успел переодеться, и Томми обратился к нему резче, чем намеревался.

— Пойдем, Барт, отвезу тебя домой. Только будешь говорить, куда ехать… Я не знаю, где ты живешь.

— Знаешь, как выехать отсюда на новую трассу?

— Разумеется.

Выбравшись на подъездную дорогу, они несколько минут молчали. Затем Ридер сказал:

— Неплохо водишь. Пробовал выступать на гонках?

— Не выпадало шанса. Когда я был младше, на улицах много гоняли, но мне это всегда казалось глупым занятием. В любом случае, у меня не было своей машины.

За границей съездил разок в Ле-Ман. Только мне не особо нравится сидеть и смотреть. А для участия я не на том уровне.

— Я тоже. Иногда думал, что неплохо бы сесть за руль одной из этих душегубок в «Формуле-1», но свои пределы я знаю. Хотя я дважды ездил с Тони Роджерсом в Милле Милья[5].

— Вряд ли это намного лучше, чем просто смотреть.

— Вот и видно, что ты мало в этом разбираешься. Это единственный шанс попасть на гонку, когда ты не пилот. И поверь, никто не возьмет тебя в свою машину, если ты назубок не знаешь, что там делать. Каждый фунт своего веса надо распределять так, чтобы это помогало пилоту, — Ридер хихикнул. — Я тут подумал, что Тони перед гонкой осматривал меня точно так же, как Мэтт сегодня перед аппаратом. Наверное, эксперт есть эксперт, в чем бы ни было его искусство.

— Искусство?

— Ну да. Гонки — это такое же искусство, как все остальное. Там нужен талант, опыт и специальная подготовка, как и в балете. Или в полете. Или даже игре на скрипке. А помимо всего вышеперечисленного, еще и что-то особенное. Я бросил балет, потому что во мне этого особенного не было. Я был просто способным танцором. А в балете быть способным — это не значит быть хорошим.

Выезжая на трассу и набирая скорость, чтобы влиться в поток транспорта, Томми поразмыслил над этим.

— Мэтт как-то говорил что-то похожее.

— Том, что случилось с Мэттом?

Ридер тоже это почувствовал?

— Ты про ту ссору с Джонни? Она ничего не значит. Они с Джонни все время находят повод поругаться.

— Я не про то, — сказал Барт. — С ним что-то не так. Том, я знаю его больше десяти лет. Я смотрел, как он танцует и думал: «В нем есть что-то очень особенное». Думаешь, я не заметил?

Несколько секунд преданность заставляла Томми молчать. Но потом он не выдержал и сказал с отчаянной тревогой, которую Ридер наверняка различил.

— Барт, я просто не знаю. В нем будто свет погас. Я не знаю, что делать, и это пугает меня до чертиков, — Томми услышал дрожь в собственном голосе, разозлился и умолк. — Куда поворачивать?

— После этого третий.

Некоторое время они ехали в тишине.

— Не желаешь рассказать мне об этом, Том? Я давно его знаю и… как ты, наверное, догадался… он мне был небезразличен. Да и сейчас нравится. Думаю, я смогу понять лучше, чем большинство других.

Томми свернул в указанном месте. Искушение было огромным. Ридер был старше, сам гомосексуален, старый друг Марио и наверняка смог бы понять кое-что из их общих забот. А Томми так долго не выпадало возможности кому-то выговориться.

Анжело подошел бы отлично, но с ним я поделиться не могу. Только не этим.

Он остановил машину перед домом, на который указал Ридер.

— Как я уже говорил, в нем словно свет погас. Может, это из-за того, что он не может снова взяться за тройное.

— Я был прав насчет вас двоих, да? Вы любовники.

За все эти годы Томми ни разу не слышал, чтобы их отношения обозначали такими словами — очень просто, с полным принятием. Он вдруг ощутил, что готов расплакаться от облегчения.

— Да. С той поры, как я был подростком.

— Это долго.

— Правда? Может быть. Я не знаю, как это у других.

Томми, впрочем, никогда и не стремился узнать. Запинаясь, подбирая слова, он рассказал Ридеру, как искал Марио и как нашел — погасшего, тень себя прежнего.

— Некоторое время все было нормально. Но мы репетируем это шоу, и ему становится все хуже. Я сначала думал, что он устал летать, но ты же слышал, что он говорил Джонни. Раз уж одни разговоры о полетах так его воодушевляют… А может, это из-за меня… Боже, Барт, я чувствую себя виноватым. Словно я из него жизнь выбил.

— Не совсем понимаю, о чем ты, — осторожно проговорил Барт. — Кто-то из вас… — он слегка замялся, — увлекается… садизмом?

Встретив ошарашенный взгляд Томми, он аккуратно пояснил:

— Кто-нибудь из вас… получает удовольствие от причинения боли другому?

Хлыст, связывание, еще что-то в этом роде.

— Господи помилуй, нет! — выпалил Томми. — Я о таком даже не слышал! Я не про то. Просто… обычно когда у него бывало очень плохое настроение, он затевал ссору на пустом месте, все заканчивалось дракой, и я в ней был не победителем.