— Что ж, Лу, у тебя хватает недостатков, но в уклонении от дел милости телесной тебя не уличишь. Ты всегда готова питать алчущих и одевать нагих.
— Стараюсь, — согласилась Люсия, с улыбкой глядя на Сюзи. — Хотя, надо признать, одних одевать веселее, чем других. Сюзи идет розовый, но буквально все маленькие девочки носят розовое. Я шила для Тессы и Клео Марии розовую одежду, пока меня от нее не затошнило. Купи ей прямую красную юбку и ярко-красную кофту, Стелла. И еще она будет прекрасно смотреться в бледно-желтом, как ты считаешь? А на следующее лето я сделаю ей платье для Первого Причастия.
Слушая все это, Томми вспомнил вечер, когда Люсия суетилась над ним с кремом от ожогов, и то, что рассказывала о ней Клео. Трудно было сказать, что Люсия Сантелли лишена материнского инстинкта. Почему же она оказалась неспособна воспитать собственных детей?
Утро Марио и Томми провели на аппарате — надо было заменить несколько тросов. Потом настало время урока для мальчиков. Марио объяснял Бобби Мередиту новый трюк, когда в зал вошел Барт Ридер. Томми помахал ему, жестом показав снять обувь и бросить в ящик. Глядя, как раскачивается Бобби, Томми вспоминал собственные первые дни на аппарате.
Нахмурившись, Марио велел Бобби спуститься и сказал:
— Послушай, Боб, ты уловил идею. Но выглядишь не ахти. Полет — это не только соревнование в силе. Вольтижер должен быть грациозным. Красивым.
— Как танцор в балете? — спросил старший, Фил Лэски.
— Да, — подтвердил Марио. — Именно так.
Бобби сморщил нос.
— Да ну, в балете по большей части педики. Не уверен, что хочу быть на них похожим.
Барт Ридер, слушавший разговор, рассмеялся.
— Я тоже так когда-то думал. Когда я учился в колледже… о да, я там действительно учился, хотя с того времени и прошла целая вечность… Так вот, к нашему отвращению, вести у нас физкультуру наняли известного танцора. Он должен был преподавать нам общую физическую подготовку, гимнастику и — о ужас! — балет. И некоторые из начинающих футболистов — к которым я в те непросвещенные дни относил и себя — разделяли твое мнение. Мы решили собраться вместе и показать этому прославленному педику, что думаем о его намерении заставить нас, альфа-самцов, танцевать балет, как девчонок. Так или иначе, Джеймс Тей… вы же слышали о Джеймсе Тее? Его называли американским Нижинским. Так вот, Тей об этом узнал и на первом же уроке предложил всем подойти по одному и пожать ему руку. Первый парень был громилой, эдаким полузащитником — плечи как у быка. По нему прямо видно было, что он готов раскрошить Тею пальцы. Так вот, он вышел, протянул руку, а в следующую секунду уже вопил на полу. И так, одного за другим, Тей уложил целый класс. Даже тех последних, которые почувствовали неладное и бросились на него вчетвером. И пока мы — и я тоже, надо признать — позорно валялись на полу, потирая отбитые задницы, он отряхнул руки и очень вежливо сказал:
— Джентльмены, на этом сегодняшний урок окончен. Завтра жду вас в трико и подходящей для танцев обуви.
Мальчики, неловко хихикая, переглянулись.
— И вы пришли? — спросил, наконец, Карл.
— Пришел. На самом деле именно после этого я решил поддерживать форму танцами, а не футболом. Нагрузка больше, и танцы лучше формируют мускулатуру. К тому же, сами подумайте, много ли людей продолжают играть в футбол после колледжа?
Фил Лэски смотрел большими глазами.
— Вы учились танцевать балет, мистер Ридер?
— Разумеется. Всякий, кому необходимо знать, как двигаться — а я выступал на сцене — должен учиться танцевать.
— Но в вас нет ничего бабского, — с искренним удивлением сказал он, смерив взглядом мускулистые плечи Ридера и стройную фигуру Марио, чьи запястья и руки, однако, напоминали стальные тросы.
Карл Мередит продолжал сомневаться.
— Мой отец бы взбесился, если бы Боб и я начали брать уроки балета. Он говорит, что в балете полно гомиков, и всякий приличный парень, который туда пойдет…
Не обижайтесь, мистер Ридер, я просто передаю слова отца. Я-то знаю, вы, парни, нормальные. Но в балете действительно много голубых? Они к вам не пристают?
— Нет, — с иронией ответил Барт. — Лично ко мне никогда не приставали.
Марио заговорил, и Томми задался вопросом, замечают ли мальчишки, как трудно ему держать себя в руках.
— Я беру уроки балета всю жизнь и ни разу не видел, чтобы кто-то приставал к детям.
— А мне страшновато, что скажут люди, — робко, но серьезно вставил Бобби. — Боюсь репутации, которая у меня сложится.
— Со мной такое было, — сказал Томми. — Я вырос с цирком и иногда выступал в воздушном балете. В парике и девчачьем костюме. Пока я был маленьким, то никогда об этом не задумывался. А потом меня начали дразнить приятели. Я огорчился и струсил. Боялся, что люди подумают, будто я голубой.
— Ты? Голубой? Ну и чушь! — воскликнул Бобби. — Ты же был сержантом в армии! Но ты больше не переодевался в девчонку?
— Переодевался. Мне пришлось. У нас было представление. Мэтт все-таки втолковал мне, что надо либо делать свое дело и не вестись на пересуды, либо искать другую работу.
Он улыбнулся Марио поверх голов мальчиков.