Трапеция

Все нервничали. Стелла будто бы постоянно пребывала на грани слез, Марио был суровым, раздражительным и требовательным. Один трюк, принесший Барни Парришу известность, успел кануть в Лету: двойное сальто с полупируэтом в конце — жуткая штука, для выполнения которой требовалось сойти с трапеции на скорости пушечного ядра, сделать два сальто, на той же дикой скорости сменить горизонтальное вращение вертикальным и из тесного клубка выпрямиться в движение вверх. Томми этот трюк приводил в ужас. Вольтижер приходил к ловитору неровно, и было практически невозможно поймать его так, чтобы распределить напряжение на оба плеча поровну. Никто со времен Парриша не проделывал подобное на манеже.

— Брось, Мэтт, — настаивал он. — Мы играемся с теми же вещами, которые оставили Джима и Парриша на земле.

Но Марио был непреклонен.

— У Парриша получилось, а значит, это возможно. А если это возможно, мы это сделаем!

«Ну да, получилось, — подумал Томми. — И где он теперь?».

Вслух он ничего не сказал. И все-таки продолжал гадать, не поддерживает ли в Марио суицидальные намерения? Не стремится ли Марио закончить так же, как Парриш? Толкает ли его внутренняя вина на самоуничтожение? Это Анжело виноват. До его скандала Марио был в порядке.

Томми знал, что Анжело следит за каждым их шагом, и стал дерганым. Он не мог расслабиться, даже когда они были одни в комнате за запертой дверью. Стоило Марио коснуться его, как он напрягался. Марио злился, но Томми ничего не мог поделать. Всего несколько недель — и мы уедем со Старром. В дороге, вдалеке отсюда, станет лучше.

Барт уже снимался в первых сценах фильма. Марио сказал мальчишкам, что те могут приходить каждый день — подтягивать то, что выучили за зиму. По какому-то несчастливому совпадению Анжело сейчас не работал и каждый день, точный, как часы, приходил в зал: курил одну за другой сигареты и не спускал с них глаз.

Как-то Марио, не выдержав, подошел к нему.

— Черт побери, как насчет правила не смотреть без разрешения?

— Здесь может происходить что-то, чего я не должен видеть? — осведомился Анжело.

Марио, вспыхнув, выпалил:

— Ничего подобного! И убери сигарету!

Анжело, пожав плечами, сигарету убрал, но через некоторое время Томми снова учуял дым. Впрочем, Анжело, скорее всего, сделал это по рассеянности.

И все же что-то витало в воздухе, и они знали, что Анжело наверняка перемолвился словечком с Клэем. Тот держался демонстративно недоверчиво и соглашался присоединяться к Томми и Марио только в компании приятелей.

Как-то днем, когда все были в зале, Тесса шумно скатилась по ступенькам, ворвалась в зал и завопила:

— Мэтт, тебя к телефону! Наверное, тот человек из студии!

К счастью, в воздухе в этот момент никого не было. Марио нырнул в сетку, кувыркнулся через край и грозно направился к девочке.

— Тереза Сантелли, — начал он. — Сколько тебе лет?

— Тринадцать, — пробормотала та, втянув голову в плечи.

— Ты выросла в цирковой семье и не знаешь… Что ж, я объясню простыми понятными словами, Тесса. Никогда, никогда, никогда не ори, когда кто-то на аппарате. И если ты еще хоть раз выкинешь что-то подобное, я…

Он осекся и покосился на стоящего в дверях Анжело.

— Ты мне ничего не сделаешь, — надменно заявила Тереза. — Папа тебе не позволит.

— Может, и не сделаю. Но я скажу Люсии, и посмотрим, что сделает она. А теперь говори, зачем принеслась сюда с воплями.

— Тебя к телефону, — голос Терезы дрожал от подступивших слез. — Люсия послала тебе сказать.

— Если бы из-за твоих дурацких криков у нас тут произошел несчастный случай, до телефона бы еще долго никто не дошел, поняла? А теперь убирайся!

Тереза бросилась к Анжело, взывая к вышестоящему авторитету.

— Папа…

Анжело злился, и трудно было сказать, на дочь или на Марио. Хмурый взгляд достался обоим.

— Он прав, Тесс. Нельзя кричать, когда кто-то летает, это опасно. Я думал, ты умнее. Ступай к Люсии, помоги ей в кухне. А ты, Мэтт, не разговаривай таким тоном с моей дочерью. Если надо, скажи мне, я сам с ней разберусь.

Марио открыл рот для сердитого отпора, и Томми понадеялся, что перебранка разрядит напряжение, но Анжело добавил:

— Тебя, кажется, звали к телефону. Иди, это, должно быть, что-то важное. Я здесь присмотрю.

Он взглянул на Бобби, который, стоя на мостике, застегивал на поясе ремень лонжи.

— Я подержу лонжу, — сказал он и взялся за деревянные рукоятки.

Томми, руководивший с земли, крикнул Бобби:

— Все, пошел!

Подросток прыгнул с мостика, раскачался и нырнул навстречу Филу в ловиторке, но промахнулся, и Анжело отступил назад, замедляя его падение. Другие мальчики засмеялись. Отпустив веревку, Анжело подошел к сетке помочь Бобби расстегнуть ремень.

— Не стоит вот так падать на ноги. Даже когда на тебе лонжа. Нужно уметь машинально переворачиваться на спину и никак иначе.

Томми, слушая, думал: «Как в старые добрые времена, когда он работал со мной. И остальными…» Сквозь неприязнь все же пробивалось былое восхищение.

— Клэй, ступай наверх и покажи, как в этой семье учатся падать.