Трапеция

В середине кача он вытянулся — локти, колени (это называется «свежевание кота», мелькнуло в мыслях) — услышав команду Марио, разжал пальцы и ощутил, как движение трапеции посылает его прямо в вытянутые руки парня.

Разумеется, Томми промахнулся. В животе екнуло, когда полет превратился в падение.

— Переворачивайся! — крикнул Марио, но Томми уже инстинктивно извернулся: это получалось на чистых рефлексах.

О сетку он ударился там, где она выгибалась возле тросов, и, вместо того, чтобы спружинить, соскользнул, чувствуя, как обжигает кожу на голых локтях. Дыхание перехватило. Нечаянное падение в корне отличалось от тех намеренных прыжков, которым его обучали. Удивленный и дрожащий, Томми лежал на спине, а Марио, свесившись сверху, смеялся.

— Ну что, видишь? Между падением и нырком большая разница! Еще разок?

— Сейчас, только отдышусь.

— Дольше оставайся на перекладине. Ты отпустил слишком рано. Жди моей команды.

Томми влез на мостик, прыгнул и снова промахнулся. И в третий раз тоже. На обоих плечах темнели синяки, жесткие тросы сетки ободрали левое колено и правый локоть. От разочарования щипало в глазах.

— Еще раз! — крикнул Марио.

— Наверное, не получится.

— Что, спасовал? А ну лезь сюда! Ты все равно слишком рано отпускаешь. Бросай к концу кача!

На этот раз запястья Томми действительно скользнули по ладоням Марио. Но не успел он толком порадоваться успеху, как потерял хватку, судорожно сгреб воздух и локтем ударил Марио в лицо. Быстро перевернувшись, Томми приземлился в сетку и почувствовал, как рядом упало тяжелое тело. С ойканьем освободившись — теперь огнем горели оба локтя — он оглянулся. Марио, покачиваясь, сидел позади, и по лицу его струилась кровь.

— Ой, у тебя кровь из носа пошла…

— Знаю, черт тебя подери!

Марио впервые забылся настолько, чтобы выругаться: как все артисты, работающие преимущественно с детской аудиторией, он обычно следил за языком. Но эта оплошность даже немного обрадовала Томми — будто бы он больше не был чужаком, ребенком, о котором надо заботиться.

— Прости, Марио, это я виноват. Потерял равновесие…

— Ты начал хвататься. Я же предупреждал, — Марио вытащил из-за пояса пропитанный канифолью платок (они все носили такие, чтобы вытирать вспотевшие ладони) и прижал к лицу.

— Надо бы посоветовать тебя той леди, которая зарабатывает на жизнь борьбой с тиграми, — и он небрежно добавил: — Ты меня не сшиб, не думай. Я почувствовал, что идет кровь, и сам спрыгнул. Все, на утро достаточно. Пойду поищу льда, пока не залил тут все. Брысь.

— Может, помочь? Льда принести? — беспомощно спросил Томми.

Марио спрыгнул с сетки.

— Не надо. Надень свитер, простудишься. И не разводи трагедию — в работе всякое бывает. Или тебе уже не забавно?

Молча вытерпев сарказм, Томми натянул свитер.

— Если ты в состоянии пережить несколько тысяч падений, и я пару десятков потерплю. Зато я почти поймал твои руки.

Марио отнял от лица окровавленный платок и улыбнулся.

— Все получится. Не забудь чем-нибудь намазаться, ragazzo. Наверняка у твоей мамы есть что-нибудь от ожогов. И вот еще что… — он пошарил возле воротника.

— Иди-ка сюда.

Сняв с плечевого шва маленький металлический овал, Марио наклонился и прицепил его к воротнику рубашки Томми.

— Что это?

— Святой Михаил. Покровитель воздушных гимнастов. Носи на удачу, ладно?

Томми смущенно тронул блестящий кругляш пальцем.

— Я не католик.

— Зато я католик и собираюсь тебя ловить. Может, Святой Михаил присмотрит за тобой, чтобы не дать мне свернуть шею…

Марио вдруг улыбнулся — не обычной своей зловещей улыбкой, а робко, по-мальчишески. Снова ощупал измазанное кровью лицо.

— Пойду приложу лед, а ты не забудь смазать ожоги. Беги, Том.

И Томми пошел к трейлеру, продолжая с любопытством трогать значок. Он не знал, что будет носить этот подарок до конца жизни — не из-за веры, как Марио, а просто потому, что ассоциировал его — и потом, и сейчас — со своей первой попыткой настоящего полета. А еще из-за смутного ощущения (никогда до конца не сформулированного), что ради этой неожиданной приязни от резкого обычно Марио он готов падать хоть тысячу раз.

Первый успех пришел спустя три дня. Затем минули три недели представлений, остались позади Арканзас, Оклахома, Канзас, и однажды утром Марио позвал его наверх, когда Анжело не покинул еще ловиторку.

— Ну-ка, юный Том. Посмотрим, чему тебя научил Мэтт.

Томми застыл на мостике во внезапном приступе робости, но Марио легонько хлопнул его по плечу.

— Давай. Попробуй прыжок согнувшись — ничего сложного.

Начав раскачиваться, Томми сложился пополам, затем отпустил перекладину и полетел к Анжело. Промахнулся — и, неуклюже дернувшись, плюхнулся в сетку.

— Ха-ха! — услышал он голос Анжело. — Да ты смотришься хуже Мэтта, когда он начал пробовать тройное сальто!

Марио тоже смеялся. Томми сжал кулаки, в глазах защипало. Сильно болело колено: он слишком неправильно упал. Он начал было доказывать, что кач Анжело короче, чем у Марио, но вовремя остановился, поняв: если чего и не стоит делать, так это оправдываться.