Трасса длиною в жизнь (СИ)

А вот он узнал меня – хотя я, наверное, мало походил на себя самого с запавшими глазницами и трясущимися руками.

- Максим? – мужчина остановился, глядя на меня.

- Да, - я помешкал, - Ян?

- Да, - Ян подошёл ко мне и остановился. – Где вы были?

Мне показалось, в его голосе звучал упрёк.

Я облизнул губы.

- Деньги искал. У… старых знакомых.

В его взгляде промелькнуло понимание, будто он отлично знал, что, кроме Руслана, мне не у кого просить денег. А может и знал – чёрт его разберёт, что наговорил ему Витёк.

Ян долго молчал, разглядывая меня, и вдруг спросил, резко переходя на ты:

- Ты тоже не спал?

Я покачал головой.

- Я всю ночь пытался выяснить, что там на самом деле произошло. Дозвонился до Кристиана только к семи утра, а до европейцев уже к десяти. Они заявили, что весь бюджет Витька исчерпал – уроды, что сказать.

Ян опустил лицо и потёр глаза.

- Слушай, может, кофе?

Я покосился на дверь.

- Он не придёт в себя. Ему только что вкололи снотворное. Операция через час, за это время ничего не изменится.

- Операция? – я явно отупел за день перелётов.

Ян, наверное, тоже, потому что смотрел на меня так же непонимающе.

- А деньги? – спросил я.

Лицо Яна из удивлённого стало просто усталым.

- Забей. Я был ему должен.

На секунду мне показалось, что я рухну в обморок от переутомления прямо там. И Ян явно не собирался мне помогать.

- Ты как хочешь, я за кофе, - твёрдо сказал он и направился к лестнице.

И я пошёл с ним, потому что ещё одной ночи в пустом коридоре точно бы не перенёс.

Мы спустились в круглосуточное кафе на первом этаже и первые несколько минут молча поглощали пончики и кофе. Я вдруг обнаружил, что не ел ничего почти два дня - и Ян, видимо, немногим меньше.

Потом, когда первый голод прошёл, я стал спрашивать, что происходило в больнице без меня.

Ян ответил, что ничего. Он прилетел около трёх – как раз, когда я общался с Русланом, выяснил все подробности и оплатил операции. Ещё добавил, что может понадобиться переливание крови, и если у меня есть знакомые со второй группой – это будет очень кстати. У меня не было, и я вообще начинал понимать, что абсолютно лишний здесь. Все мои порывы были ни к чему – Витька до моего второго появления в его жизни был в абсолютно надёжных и крепких руках. Я даже посмотрел при этой мысли на узкие и какие-то плоские запястья Яна, на его аккуратные пальцы, сжимавшие пластиковый стакан с кофе.

Ян попросил меня в ответ рассказать, чем занимался весь день я. Попросил как-то так спокойно и без претензии – и я не выдержал, стал говорить слово за слово, уходя всё дальше в собственные мысли и забывая постепенно, что говорю с бывшим парнем того, кого люблю я сам.

С Яном оказалось удивительно легко говорить – и удивительно легко выбалтывать то, что ему знать не следовало. Он внимательно слушал, кивал где нужно, иногда задавал вопросы, никогда не вызывавшие напряжение, и всё время его лицо и мягкий взгляд оставляли ощущение, что он не осуждает, а, напротив, готов понять и принять. Я с ужасом понимал, что сам никогда не смогу дать Вите такого участия.

Мы допили кофе и стали подниматься наверх – и уже у самой палаты меня вдруг осенило:

- Ян… - окликнул я его.

Ян, стоявший у окна и смотревший на ночной Берлин, обернулся.

- Не надо говорить ему, куда я летал.

Ян вскинул бровь.

- Вот как?

Меня пробрала дрожь. Только тут я начал понимать, что действительно выболтал всё человеку, который, быть может, сам ещё рассчитывал вернуть расположение Вити. Конечно, прошло семь лет… Но ни меня, ни Витю, ни, как оказалось, Руслана, этот срок не изменил.

Я молча смотрел на него. Ян спрятал руки в карманы джинсов и подошёл ко мне.

- Во-первых, он уже знает, что тебя здесь не было сегодня.

Я похолодел.

- Он приходил в себя днём. Я же тебе сказал – только что вкололи успокоительное.

- И ты сказал…

- А почему нет? Он звал тебя. Я должен был соврать, что ты отошёл в туалет? Я вообще не знал, здесь ты или сбежал с концами.

Я сжал кулаки. И ведь трудно было спорить. В сущности, именно это я и собирался сделать в тот момент.

- Во-вторых, - продолжил Ян, не особо-то дожидаясь ответа, - я могу не говорить больше ничего. Но при одном условии.

- Каком? – я невольно сглотнул, ожидая что-то вроде: «Если ты уедешь отсюда нахрен и больше не появишься в его жизни никогда».

- Если ты скажешь сам.

Я молчал. Облегчение было мимолётным и не слишком сильным.

Я усмехнулся.

- И что это поменяет?

- Или ты, или я. Выбирай. Потому что, если ты не в состоянии быть с ним честным, то тебе нечего делать рядом с ним. Ты только замучаешь его до смерти – уже почти замучил.

Я сжал зубы.

- Отлично. Тоже решил, что можешь судить?

- Я никого не сужу.

- Тогда почему меня обвиняешь во всём?

- Я никого не обвиняю.

- Тогда почему говоришь это мне, а не ему?

- Потому что он болен. И я не о пробитом черепе. Я верю, что от аварии он оправится. Он болен тобой - и так было всегда. И если кто-то и сможет его вылечить, то только ты. Если, конечно, тебе самому это нужно. Но если ты просто наслаждаешься тем, что он принадлежит тебе целиком – то тут я тебе не помощник.