Трасса длиною в жизнь (СИ)

- Я очень хорошо запомнил, как Рим мне сказал, когда мы прощались, что я лох. Не надо было лезть в чужие дела, и сам бы не влип. А я никогда и не думал, что влип. Хотя обидно было, конечно. Ты, наверное, сейчас думаешь, что я равняю яичницу с постным маслом, и у тебя всё было куда круче и больнее, но я тебе скажу, что если ты поговоришь с Яром, он тебе расскажет тоже немало. У него очень сложные отношения с отцом. И весь его выпендрёж не на пустом месте. У нас у всех есть прошлое. Нам всем трудно начать доверять людям. Но я не предлагаю тебе верить в розовых пони. Я предлагаю тебе осознать, что мы все… люди. Мы все встречались и с предательством, и с ложью. Но редко кто из нас хочет зла другим. Обычно мы просто не видим, что причиняем кому-то боль.

Я невольно стиснул зубы.

- Полагаю, Артём тоже не хотел зла?

Я даже не сразу понял, что говорю с ним о том, чего он знать не может и не должен, но Ян вдруг ответил:

- Я думаю, Артём просто видел совсем мало. Его история была слишком короткой, чтобы он мог научиться задумываться о людях. Не знаю, что с ним теперь, но если он не осознал, что сломал свою и чужие жизни ради секундной прихоти, то он в самом деле неандерталец. И вот в этом вся разница – учимся ли мы на своих ошибках или нет. Витя учится. Учился. И Пашка тоже, хотя есть вещи, которые он так и не смог понять. А ты кем хочешь быть? Тем, кто принимает свой опыт и двигается дальше, или тем, кому всегда будет шестнадцать лет?

- Мне не шестнадцать лет.

- Не уверен.

Я мрачно посмотрел на Яна.

- Именно в шестнадцать лет обычно полагаются только на себя и в каждом видят врага.

- Я не могу по-другому.

- Можешь. Просто представь, что мы все люди.

Я встал и прошёл по коридору из конца в конец.

- Я не такой, как тогда, - упрямо повторил я.

- Тогда и не бойся, что с тобой поступят как с тем, кем ты уже не являешься.

Я резко развернулся, вдруг осознав.

- Он рассказал тебе.

- Да.

- Когда?

- Давно. Максим, он рассказал, потому что ему тоже нужно было с кем-то поговорить. А ты бросил его. Ты ушёл решать свои проблемы в одиночку, как делал это всегда, но ты не подумал о том, что ему тоже больно, пусть и иначе. Он, может быть, до сих пор винит себя. По крайней мере, винил очень, очень долго.

- Я давно уже сказал ему, что он не виноват. Он и не должен был меня защищать. Я его об этом не просил.

- Этого мало сказать. Ты продолжаешь вести себя так, как будто наказываешь его.

- Я его не наказываю!

- Нет. Ты наказываешь себя. Ты раз за разом загоняешь вас обоих в ту ночь. Вы вместе загоняете. Но так вы никогда не искупите своей вины. Пока вы не перестанете решать эту проблему по отдельности друг от друга, пока не перестанете закрываться и врать друг другу… Вы не переломите судьбу, которую пишете сами для себя.

- Я не бросил его, - сказал я тихо, - в этот раз не бросил.

- И это хорошо. Осталось только прийти к нему и позволить помочь тебе. И самому помочь ему.

Я закрыл глаза и рвано вздохнул.

- Если бы я мог… Прямо сейчас.

Ян отвернулся и ничего не сказал. И только возвращаясь на своё место по правую руку от него, я увидел, что в глазах у него стоят слёзы.

***

Операция закончилась около трёх ночи. Нас, естественно, в палату не пустили.

Посовещавшись, мы установили порядок дежурств – первым спал я, как не спавший уже вторую ночь. Потом уже я подумал, что Ян меня обманул – он-то тоже не спал, хоть и был ещё дома.

Он растолкал меня в половине седьмого, хотя мы договаривались спать по два часа, и, едва я продрал глаза, сообщил:

- Очнулся.

Сон как рукой сняло. Я подскочил и бросился к палате, едва не столкнувшись в дверях с сестрой.

- Простите, - пробормотал я, даже не сообразив, что говорю по-русски, и она меня не понимает.

Ян извинился за меня по-английски, и она отошла в сторону, пропуская нас внутрь.

Впервые после аварии я увидел Витю – замотанного в бинты с ног до головы. Больше похожего на мумию, чем на себя самого. Изо рта у него торчала трубка, и приближаться к нему было страшновато. Я остановился у самого края кровати. Облизнул губы, разглядывая его, и тут понял, что губы, едва видные из-под бинтов, чуть заметно шевелятся.

- Витюш… - выдохнул я. Увидел его руку, свободную от бинтов и, схватив его за пальцы, крепко сжал. – Витенька, всё уже хорошо. Всё будет хорошо. Любимый мой. Солнышко моё.

- Не разговаривай, - Ян подошёл и опустился на корточки рядом с кроватью, вглядываясь Вите в глаза. – Мы тут рядом всё время, Вить. Тебе пока нужно отдыхать. Осталась одна операция. Ты уже идёшь на поправку. Макс будет тут – я его никуда не отпущу.

Я вздрогнул и посмотрел на него, пытаясь понять, что стоит за этими словами.

Моего плеча коснулись ещё чьи-то пальцы, и я увидел сестру.

- Пора отдыхать.

Я кивнул. Потом посмотрел на Витю.

- Можно…

Я не решился произнести свою просьбу вслух при Яне и потому прошептал её на ухо сестре. Она молча кивнула.

Я наклонился и прикоснулся губами к его губам. И Витька ответил. Слабо, но явно поддерживая меня.

Я чуть отстранился и прошептал:

- Я люблю тебя, Витюш.