— Ремень надо зашить, лопнул на стыке, — спокойно говорил Лепендин — Сумеешь?
Прохор с важным сосредоточенным видом стал рассматривать ремень. Оказалось, что истерлись сыромятные ремешки соединительного шва.
— Ловко, — удивился Прохор, — как ножом срезало!
— Зашьешь ли быстро?
— Можно зашить, если найдется сыромятина и дадут помощника — одной рукой не справиться.
Сыромятина тут же и нашлась — отсадили гуж от хомута, а Пивкин нарезал шнурков. Стали на чурке сшивать концы привода.
Между тем у костра началось оживление: ребята-коноводы завозились, расшалились, подбросили соломы в костер, прыгают через костер — шум, визг, собачий лай — пивкинский Буян, спавший под скирдой, тут как тут, бегает за ребятами, взлаивает, бросается то на одного, то на другого, то на самого Пивкина.
Но Буян вдруг бросился с лаем в темноту, и скоро послышался скрип колес, голоса, и вот в свете костра, как привидение, показалась лошадиная голова под дугой, а рядом — другая, — это вернулся обоз из Ховани.
Лепендин дал команду всем заняться погрузкой мешков на телеги, чтобы обоз с хлебом снова направился на станцию. Но тут возчики заартачились: лошади не тянут, надо перепрягать.
— Ну вот правда, — сказал он Щетихину, стоявшему тут же, — неужели для такого дела машину не могут дать? Позвонил бы в МТС, Александр Сергеевич.
— Ты что, сам директор пешком ходит, а ты — машину! — ответил Щетихин.
— Пусть он топает пешком, а тут ведь хлеб надо возить! У меня ни одной лошади свободной.
— Нет, — сказал, помолчав, Щетихин. — Бесполезно. Я знаю. Надо своими силами.
— Ну, тогда запряги нас с Аверяскиным, в пристяжку можно Захарыча с костылями, и наваливай сколько можно. Мы потащим живо.
— Не психуй зря, Владимир Сергеевич, — вмешался Аверяскин. — Откуда он возьмет нам автомашину? Ты что-то не то говоришь сегодня.
— Сегодня меня по всем падежам склоняли в райкоме, а ты, между прочим, палец о палец не ударишь, Иван Филиппович. — И вот так всякий раз с Аверяскиным схлестывается. — Хлебосдача — наше общее дело, позволь заметить, не вижу, чтобы ты это чувствовал. Ну-ка, прояви инициативу по линии Советской власти, а?
— Прошу не указывать, что и как мне делать! — вскипел Аверяскин.
— Да я и не собираюсь указывать, а помощи просить имею права. Хлеб надо вывозить…
— Не горячиться, не горячиться, — развел двух председателей Щетихин. — Надо спокойно.
— Спокойно, спокойно, — передразнил Лепендин Щетихина. — Если бы мы вчера выполнили план, у нас была бы возможность и своим колхозникам дать бы хлеба по трудодням, а мы его не выполнили, потому что не на чем возить. Понял теперь, о чем я говорю?
— А ты раздавай, — вмешался в разговор до сих пор молчавший Захарыч. — Раздай, сколько положено, и все тут. Народ-то ждет.
— Да, люди пока ждут, но… — не договорил Лепендин, при Щетихине не захотел высказать свою мысль вслух, и Захарыч выпалил:
— Не то пошлют нас… И на работу не выйдут.
— Этого нельзя допустить, — в наступившей тишине веско сказал Щетихин. — Будем пресекать со всей строгостью законов.
И слова уполномоченного услышали на току все до единого. И все притихли, замерли, как бы обдумывая свое житье. Первый опомнился Лепендин и окликнул ребят, которые с весов наваливали мешки на телегу. Вскоре починили и приводной ремень.
— Готово! — вяло и в сторону куда-то крикнул Кержаев. — Запускаю…
Сатин необыкновенно тусклым голосом скомандовал:
— Все по местам!..
Под ночным осенним небом снова затарахтел трактор, снова завыла молотилка.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Пора бы уже начинать заседание правления и колхозного актива, да все еще не было Щетихина. И Лепендин уже подумывал: не послать ли к Ликиновым кого-нибудь — ведь не иначе как молодой «полномочный» загостился у своей невесты и забыл о правлении. И Лепендин оглядел собравшийся в конторе народ. За своим столом в уголке сидел маленький, сухонький в плечах и с большой лысой головой главный бухгалтер колхоза Тараданкин, старший брат сельсоветского Захарыча. Бухгалтер Тараданкин считался и заместителем председателя, но ни в какие практические дела не совался, не вмешивался в шумные споры, да многие колхозники вряд ли и слышали за последние лет пять голос своего бухгалтера. Но Лепендин хорошо знал, что в этом тихом, маленьком и незаметном человеке сидит железная воля финансиста, в любую минуту готового к самой строгой ревизии, так что хоть иногда Лепендин и страшно раздражался неуступчивостью бухгалтера в делах копеечных, однако чувствовал себя спокойно а любой критической ситуации, связанной со скудными финансами колхоза имени Карла Маркса, — а сколько председателей по району, хороших ребят, товарищей Лепендина, сгорели именно на таких копеечных делах!..