Травень-остров

«А как же это „нигде“, куда меня чародей отправил? — задумался венн, перестав уже следить за кружением призраков. — Ведь его и быть не может, если всех тех стежек, что к нему идут, на самом деле нет? А если это „нигде“ есть, когда я в него угодил, то и все тропки, что вкруг него вьются, тоже есть? И значит, где-то и я по ним хожу? Если даже я все это сам выдумал, то ведь Серебряный Колокол не зря бил. Выходит, согласно я говорил — колдун сам это признал. С душой своей хотя бы в лад живу».

Едва Зорко вспомнил о душе, как где-то вдалеке «нигде» затеплилась малая и неверная, но видимая все же искорка, и он, ощутив уже себя, потянулся к ней. Огонек стал расти, увеличиваясь постепенно, превращаясь в большой довольно огонь, красноватые сполохи которого беззвучно вздымались и опадали в тревожной ночи.

Костер горел благодаря бурым комкам, которые, как только пламя принималось за них, начинали тихо шипеть. Это был торф, которым вельхи часто пользовались вместо дров. Зорко оказался на ровном круглом возвышении, на сажень поднятом над прочим пространством неоглядной равнины. Костер горел как раз посредине этого возвышения и вообще посредине всего, что только мог увидеть Зорко. По кругу, почти по самому краю этой площадки, были вбиты осиновые колья, числом девять, высотой сажени две, и на каждый был насажен человеческий или конский череп. Скаля зубы, черепа таращили пустые свои глазницы на все стороны.

С возвышения спускались девять дорог, уводящих прямо по черной земле в непроницаемую, густую, как смола, мглу. Зорко подошел к огню и поднес руку. Пламя наделило протянутую ладонь горстью тепла, но много уютнее оттого не стало. Зорко тогда потрогал золотой оберег и даже посмотрел сквозь него на равнину. Но и тогда ничего не произошло.

Не понимая, куда же он теперь попал и по какой дороге следует идти, венн присел к огню, посматривая то и дело на мертвенно белеющие на столбах черепа. Но и по ним никак было не дознаться, какой дорогой можно отсюда выйти.

Зорко повернулся и почувствовал, что за пазухой у него есть какой-то предмет, потому что предмет этот, встопорщившись при движении, встал меж рубахой и подкладкой мятеля. Венн запустил руку под плащ и вытащил оттуда кожаный ошейник. Руны, что прятались меж листьями и цветами, светились ровно и ярко серебряным лунным светом, и голова бога с оленьими рогами была отчетлива видна.

Позади кто-то запыхтел, задышал по-собачьи. Зорко вдругорядь обернулся: черный пес сидел перед ним и смотрел прямо в глаза выжидающе.

Радость и надежда мигом вспыхнули в сердце. Зорко хотел даже на колени встать, как перед знаком своего рода, но понял вдруг, что это будет лишнее. Он поклонился собаке земно и велел:

— Веди!

Пес немедля вскочил, отряхнулся, повертел хвостом и оглянулся на Зорко с некоторым, как почудилось, сомнением. Потом потянул воздух и уверенно затрусил по одной из дорог, которую Зорко никак не мог поименовать, зане не знал, где он и куда теперь направился.

Едва пес сбежал с возвышения, а Зорко за ним, как венн понял, что безнадежно отстает от собаки. Вроде и бежал пес неспешной трусцой, а Зорко шагал и широко, и шибко, а промежуток меж ним и собакой сразу стал саженей двадцать и все рос и рос. Зорко добавил шагу, а потом и побежал, да что толку! Собака была уже далеко впереди, саженей за двести, и Зорко испугался, что потеряет пса из виду. Он оглянулся и с ужасом понял, что от возвышения, с коего он сошел, его отделяет едва-едва саженей тридцать, хотя от быстрой ходьбы и бега венн уж взопрел.

Зорко остановился и крикнул что есть сил, надеясь, что пес его еще слышит:

— Постой! Не пропадай так!

На его счастье, пес услышал, развернулся и рысцой направился обратно к нему. Подойдя, пес встал к Зорко боком и, поглядывая на венна, наклонил вперед большую свою лобастую голову, будто ждал, пока Зорко оденет на него ошейник.

Допрежь пес всегда любого ошейника избегал и бегал при венне просто так. Зорко удивился, но ошейник все-таки одел. Но пес продолжал стоять, все так же наклонив вперед морду. Зорко пожал плечами и наклонился к собаке, случайно взявшись за ошейник. Только он это сделал, пес шагнул вперед и, обернувшись к Зорко, потянул его за собой.

Венн, кажется, уразумел наконец, чего хочет его необычайный спутник: псу надо было, чтобы Зорко следовал за ним, держась за ошейник. Делать это было неудобно, потому что приходилось нагибаться, склоняясь сильно на одну сторону, но делать было нечего. Пес затрусил вперед, и Зорко вместе с ним побрел, вцепившись в ошейник.

Идти поначалу было и вправду не вельми удобно, но потом пес, незаметно для глаза, будто бы стал расти, так что Зорко больше не надо было скрючиваться в его сторону. Венн оглянулся назад: ни возвышения, ни костра, ни белеющих на столбах черепов не было видно. Они, должно быть, уже пропали за овидом. И впереди и сзади лежала только сереющая среди непроглядных черных сумерек и черной земли лента дороги.