Травести бурлеска

Но почему-то, почувствовав прилив тошноты, машинально открыл двери и выблевал сосиску со вкусом «Кока-колы». Мне стало легче, но не на столько, насколько бы хотелось.

— Совсем плохо? — равнодушно спросила Лера, когда я вернулся, захлопнув дверцу и вытирая рот. — Это тебя от меня уже тошнит?

Меня передёрнула от кучи её комплексов, хотя она казалась мне, до этого момента самой здравомыслящей из всех моих ныне знакомых, включая меня самого.

— Дура, что ли?

— Я пошутила, меня так же тошнит от тебя — злобно сказала она.

Я вспомнил её слова о свободе и подумал, что говорить можно всё что угодно. Лишь наши действия определяют истинное понимание вещей. Но оправдаться, тем не менее, захотелось.

— Тошнит от тех сосисок, что ты принесла, а тебя я готов сожрать со всеми потрохами.

— Я тебе нравлюсь? — вдруг, совершенно серьёзно спросила она.

Конечно, она мне нравилась.

— Зачем ты меня об этом спрашиваешь? Мне Игнат предлагал тебя в обмен на пропуск. Ты это имеешь в виду?

Она набросилась на меня и стала целовать, кусая губы. Гладила пальцами лицо и раздирала ногтями затылок.

Господи, если бы мне попалась на пути моей жизни такая женщина, мне не нужны были деньги, ум, совесть и честь. Я ночевал бы у её ног. И любил бы преданно, как собака.

Но её мне подсунули в обмен. В обмен на то, что хотели у меня отнять, пусть ценность утрачиваемого я не понимал. Вместо того чтобы любить её, я её ненавидел, хотя и желал всем своим «я».

— Отъебись, — толкнул я её на сидение. — Я никому не верю. И тебе в том числе. Смотри за входом.

Она упала на кресло водителя, и, ударившись о подголовник, вскрикнула.

— Мне наплевать на вас на всех. Я не знал, зачем я живу. Убеждал себя, что делаю это ради семьи, ради детей, иногда говорил себе, что жить важно просто ради того, чтобы жить — но всё это блеф. Сейчас я понял, что жить нужно, чтобы вырвать карту у твоего друга. Мою карту. Понимаешь?! — кричал я на неё.

— Дурак, — прошептала Лера. — Ты проиграешь, как и всегда проигрывал. А мог бы быть со мной.

Я не знал, что такое шизофрения, но представлял эту болезнь именно так. Человек, несколько часов назад, твердивший мне, что важно достичь внутренней свободы, сейчас предлагал мне себя, в обмен на ту самую свободу. Может быть, мне стоило сейчас встать и уйти. И плюнуть на всё. И зажить своей собственной жизнью. Жизнью с нуля. У меня были бы неплохие перспективы, учитывая, что на моём счёте осталось пару сотен тысяч баксов. Но какого хрена, я должен парочке полоумных людей отдавать то, что честно заработал, проигравши?

— Знаешь, ты мне нравишься, — заговорила Лера, разглядывая серый потолок авто, — и я хочу тебе повторить, что карту ты не получишь никогда, а на твоём месте, я была бы уже далеко отсюда, например у китайской границы. Купила бы там, в приграничной провинции, домик и жила не высовываясь. Ты же здравомыслящий человек, ты должен понимать, что в живых не останешься, если попытаешься играть по своим правилам. Хочешь ему помочь — помогай. Не хочешь — убегай. В первом случае, когда Игнат свалит, наконец, в заветное пространство спасения от своих страхов — я останусь с тобой и буду рядом. Тебе, уверяю, в этом мире, необходима помощь. Ты, как ребёнок. И если бы у тебя была нормальная жена — жил бы ты сейчас счастливо и беззаботно. Если же ты уйдёшь сейчас, — то вскорости профуфыкаешь свои оставшиеся деньги, когда тебя будут разводить такие, как Инга, будешь покупать себе дорогие побрякушки — она кивнула на часы. Короче, планомерно избавишься от остатков свободы и закончишь свою жизнь где-нибудь в доме интернате.

— Не надо пафосных речей, болтаешь, как главный поп всея Руси. Ты слишком много на себя берёшь, дорогая. Ты считаешь, что я не знаю, чего хочу, думаешь, что видишь меня насквозь и понимаешь мои потребности. А, может быть, я просто собираюсь вернуть жену, чтобы зажить с ней счастливо.

— Мы с тобой прекрасно знаем, что это не так. Но мы с тобой не знаем другого, зачем тебе нужен этот поганый клуб? Ты ведь не ответишь себе на этот вопрос, не так ли? И я хочу, по правде, лишь одного, чтобы ты в какой-то момент, вдруг не стал вести себя глупо. Чтобы остался в живых и жил счастливо. Потому, если ты сейчас уйдёшь, я ничего не скажу Игнату. Искать он тебя не будет, думаю, его мозг заполнен сейчас другими заботами. Наплюй на карту, — она не для тебя.

— Скажи мне, — прервал я Леру, — это Игнат просил тебя со мной поговорить?

— Нет, — ответила она. Игнату ты пока нужен. Не знаю зачем. Скорее всего, он придерживает тебя на всякий случай, вдруг, что пойдёт не так. Может быть, боится фейсконтроля — ты понимаешь, о чём я хочу сказать. Но по большому счёту, тебе нужно думать о своих интересах. Карту ты не получишь. Разве что, взамен на жизнь, но зачем тебе мёртвому карта? Думай. Думай.

Я скомкал в кулаке пустую банку из под Бёрна.

— Ты же помнишь, — раздражённо ответила Лера, — клуб берёт к себе только тех, кого выбирает сам.